— Следует ли ваши слова считать признанием в убийстве членов партии?

— Национал-социалистической — да.

— Да за кого вы меня принимаете⁈

— За солдата эстонского «Ваффен-СС». Карателя, который убивал узников лагеря «Клоога», оборотня, лесного брата, который пробрался в ряды КПСС, а из своего сына воспитал эстонского националиста.

— Я вижу, вы много знаете, — бормочет Соммер, с трудом поднимаясь с пола и усаживаясь в кресло. — Это для вас может плохо кончиться… И тем не менее, несмотря ни на что, я вас искренне уважаю и горжусь знакомством с вами… С удовольствием, выражаю свое сожаление по поводу инцидента с глупыми мальчишками. Я даже признаюсь вам, что знал, что они учинят в ресторане драку, но мне ничего иного не оставалось. При этом я постарался объяснить им, что вас следует бить вас как можно деликатнее, в противном случае, этой нашей беседы не состоялось бы.

— А вы мне не угрожайте, господин Соммер, — говорит Философ.

— Где уж мне… — с печальной улыбкой произносит тот. — После этого чертова «волчка» руки и ноги словно ватой набиты. Такое ощущение, что из меня вытряхнули все боевые рефлексы…

— Так я вам и поверил, — усмехается Философ, — но не советую пробовать свои боевые рефлексы на мне, господин фашист. Повторяю еще раз — не смейте мне угрожать! Если хотите знать, ваша паршивая жизнь сейчас в моих руках, а не наоборот.

— Это еще почему? — с кривой усмешкой интересуется Соммер. — Не потому ли, что вы геройствовали в егерях? Потом — в буденовцах, потом — в артиллеристах, ну а потом — в кайманах. Драться вы умеете, я знаю, но против меня… Не смешите.

— И не собираюсь, — отвечайте Философ. — Напротив, хочу серьезно вас предупредить: ваша жизнь в опасности. О вас и вашей деятельности стало известно, как минимум, местной популяции. Не исключено, что кайманы уже вовсю вас ищут.

— Спасибо за предупреждение… — посерьезнев, пробормотал Соммер. — И откуда они только узнали?.

Глава 17

— Бравируйте, Евграф Евграфович! Мало вас мордовали в застенках госбезопасности? Думаете, что после вашего доноса меня немедленно сошлют в урановые рудники? Скорее уж — вас, за клевету на видного партийного работника.

— Не пугайте, пуганный. И потом, если бы я боялся ваших угроз, то молчал бы в тряпочку, а не лез с признаниями и предупреждениями… Но я понять хочу: чем дети-то вам мешают?

— Какие — дети? — удивляется Соммер.

Философ, с иронией, сквозь которую звучит совсем иное, более глубокое и искреннее чувство, цитирует: «У подлецов голубые глаза, мягкие слабые руки, глянешь — и хочется выступить за, хочется взять на поруки…»

Соммер с уважением спрашивает:

— Вы сочинили?

— Нет, другой…

— Ну все равно… Только вы ошибаетесь, товарищ! Я вовсе не подлец. То, что вы тут про меня наплели — это ведь еще доказать надо. А что касается детей… Сами по себе дети не опасны, но за ними-то стоят взрослые!.. Не знаю, что там у них за глаза, а вот руки их мягкими и слабыми уж никак нельзя назвать… Вон они какой волчок сделали? А протез у официанта вы видели?.. Дьявольская штука!.. По вашему — это дети смастерили?.. Взрослых, которые за ними стоят, надо вычислить. Вот в чем задача!.. Кукловодов! Невидимых пока дирижеров этого «детского хора»!

— Каких взрослых?

— Не знаете?.. Ну так я вам расскажу. Очень хочется, чтобы такой человек, как вы, были на нашей стороне…

— На чей это — на вашей?

— На стороне неравнодушных людей, имеющих волю к борьбе и способных к ней… Фашисты, коммунисты — какая разница?.