— Ну?

Тот уставился в замусоренный палой листвой асфальт, ковырнул его мыском лакированного штиблета. Я настолько удивился, что едва не пропустил плюху. Уклонился и сделал ему небольшую доводку. Гриня был парнем крепким, но решетка школьного забора — еще крепче. И он приложился об нее башкой так, что впору было испугаться за его педагогические знания, если они у него когда-нибудь были. Пока он тряс головой, пытаясь сообразить, отчего произошла его встреча с забором, я ему популярно изложил:

— Григорий Емельянович, давайте объяснимся без мордобоя. У вас он как-то не слишком получается… Будете себя вести прилично, особенно — с товарищем Егоровой, Серафимой Терентьевной, я научу вас драться, как полагается, чтобы следы оставались на противнике… А что касается Людмилы Прокофьевны, то здесь я предлагаю честное соперничество. Пусть решает дама.

— Ладно, Сашок… — хрипло выдохнул он, сплевывая кровавый сгусток. — Земля круглая, на краях встретимся.

Я пожал плечами…

— Ну как хотите…

Взглянув на часы, я понял, что до пельменной дойти успею и назад тоже, а вот пошамать — уже нет. Придется из-за этого поганца остаток рабочего дня на голодный желудок провести. И как только доверяют подрастающее поколение таким дремучим придуркам? Небось военком бывший. Настоящей службы и не нюхал. Таких надо в горячие точки отправлять на перевоспитание. Тем более, что сейчас как раз Афган начался, если я ничего не путаю. Да точно! В тысяча девятьсот семьдесят девятом и завертелось, но об этом ни в одной советской газете не прочтешь. Только в Перестройку тему разрешат.

После звонка я опять был в спортзале. Теперь мне достался десятый класс. Здоровенные лоси и лосихи. Акселераты. Я их зарядил в баскетбол играть. Сидел на скамеечке, и смотрел, как носится этот табун, и думал о том, что у меня на данный момент имеется и что я хочу от этой жизни получить. Имеется работа, примерно сто восемь тугриков в месяц. Может чуть больше, если коэффициент еще какой-нибудь районный предусмотрен, плюс, вроде за классное руководство кто-то мне говорил, что двадцать пять целковых добавят. Учителя при СССР не бедствовали, но и не жировали. Имеется какое-никакое жилье. Комната в общаге. Имеется друг в райкоме комсомола, который умудрился одним махом познакомить меня с «лучшими людьми города».

С первых же шагов новой молодой жизни я начал обрастать врагами и женщинами. И неизвестно — что хуже. Биологичка, химичка, тетя Груня в общаге, дочь начальника УКГБ и, наконец, Сима. Самое интересное — ни с одной еще не переспал… Нет, сейчас надо думать не об этом… И даже — не о врагах. Враги как на подбор… Выбросить в унитаз, дернуть за веревочку и забыть. Думать мне теперь следует о перспективах. Если Кеша поможет со спартакиадой, глядишь и впрямь удастся пролезть в комсомольские вожаки. И тогда — прощай школа!

Только что-то муторно мне от этой комсомольско-партийной перспективы. Не знаю, может Шурику Данилову вся эта бодяга и по кайфу была, а мне?.. Я привык жить на широкую ногу, да и не в этом дело… А в том, что после службы в рядах вооруженных сил я все решал сам. Были деньги — швырял их направо и налево, не было — не горевал, работал над тем, чтобы они опять были… Прокололся всего пару раз, когда женился и когда дал себя голой шлюхе укокошить… А ведь здесь и сейчас мне придется годами на цырлах перед всякой шелупонью номенклатурной бегать, прежде, чем я чего-то добьюсь. Вот в чем беда! А тут я…. физрук, мать его. Должность невеликая, но прогибаться не надо.