Сердце у меня начинает тревожно биться. Очень уж знакомая картина, даже флаг развевается тот же.

    Что-то еще кроме флага привлекает мое внимание. Приглядываюсь и вижу раскачивающегося на рее повешенного.

    Кто был этот бедолага? Попавшийся в плен флибустьер или провинившийся невзначай матрос? Со своими англичане не церемонятся и подвешивают по любому случаю из-за малейшего пустяка. Официальный список пустяков такой, что перед ним меркнет даже перечень государственных тайн в приснопамятные советские годы.

    – Догонит – будет наш. Нет – его счастье, – на скверном французском говорит Командор.

    Люди дружно смеются в ответ, словно взять фрегат – раз плюнуть, да только возиться неохота.

    Дух бывалых моряков высок. Удачное дело породило уверенность в своих силах, на Командора же теперь смотрят, как на бога.

    Фрегат становится ближе. Мы только набираем скорость, он же сделал это давно.

    Командор смотрит внимательно, прикидывая, то ли принимать бой, то ли все-таки удастся уйти.

    Насколько я понимаю, от боя его удерживают лишь неизбежные потери. Все-таки не галион, маневренность у англичанина должна быть неплохая.

    Так мы и идем, в каких-нибудь восьмидесяти метрах друг от друга. Носовых орудий на фрегате нет, сделать нам он ничего не может, но оттуда несколько человек открывают огонь из ружей.

    Попасть на качке из мушкета! Оптимисты!

    Они и не попадают.

    – Стрелки! – презрительно фыркает Кабанов, берясь за фузею.

    Он тщательно целится. Выстрел – и один из англичан падает.

    Наши ревут от восторга.

    Фрегат начинает понемногу отставать. Его капитан решается на последний шанс и кладет свой корабль вправо, чтобы достать нас бортовым залпом.

    Мы немедленно поворачиваем в ту же сторону. Наша бригантина намного маневреннее, и при этом нам удается выиграть дополнительное расстояние.

    – Такой корабль нам не нужен, – делает вывод Командор. – Пусть катится своей дорогой!

    Катиться своей дорогой фрегат не желает, предпочитает нашей. Он упорно следует за нами, хотя отстает все больше и больше. К вечеру англичанин превращается в парус на горизонте.

    Хорошо!

    Люблю море, паруса, схватку со стихией. Если бы при этом не надо было вступать в бой с людьми, я, наверное, был бы полностью доволен жизнью. А так…

    8

    Наташа. Ждать да догонять…

    – Петр Ильич! Наконец-то! Где вы были?

    В ответ Лудицкий посмотрел на Наташу с такой укоризной, словно это не он, а она пропала на весь день и не подавала о себе никакой вести.

    Бывший депутат думы, известный партийный деятель, член всевозможных комиссий несколько похудел, осунулся и уже не имел прежнего импозантного вида. Этому немало способствовала и одежда. Вместо дорогого костюма – холщовые штаны и грязная блуза, на ногах – рваные туфли, разве что не подвязанные веревочками, на голове – обгрызенная соломенная шляпа с неровными полями.

    Но и помимо внешности в Лудицком произошли ощутимые перемены. В нем больше не было прежней самоуверенности человека, которому позволено без малого все. Напротив. Взгляд бывшего депутата стал блуждать, как у нашкодившего кота, плечи опустились, в уголках губ пролегла горькая складка. Он словно постоянно ожидал окрика, причем окрика недоброго, грозящего всеми мыслимыми и немыслимыми бедствиями, и потому старался стать как можно невзрачнее и незаметнее.