Послышался приглушённый смех, а за ним и слова. Вернее вопрос:

— Женщина…Бог?

— Да. И перестань смеяться над моими словами. Разве не женщина даёт начало жизни? Именно она олицетворяет любовь и прощение. Она олицетворяет всё прекрасное. И только она может быть Богом. Любое иное существо не понятно для меня, а мужчины…они только и могут говорить или творить зло. К тому же они слишком изменчивы.

— Ты говоришь как женщина, — раздался голос в котором отчётливо слышалось раздражение.

— Я говорю то, что думаю!

— Ты думаешь как женщина!

— А ты думаешь как осёл!

— Ты и оскорбляешь как женщина!

— Я могу ударить как мужчина. Хочешь посмотреть?

— Ещё бы не хотеть. У меня такое чувство, что ты начнёшь царапать мне лицо и визжать…ах ты сын собаки, — голос перешёл в рёв.

Авсоний не выдержал и обернулся. В нескольких шагах от него двое здоровых парней во всю награждали друг друга увесистыми ударами. У одного из них кровь струилась из носа, но сдаваться, по всей видимости, он не собирался. Ему показалось странным то обстоятельство, что они удивительно похожи друг на друга. Не один Авсоний смотрел на драку. Многие посмеивались, наблюдая за ней. Никто и не пытался их разнять. Основательно помяв друг другу бока и не только, они разошлись в разные стороны. Возможно, Авсоний бы и не придал этому событию столь серьёзного значения, если бы некоторое время спустя не увидел их рядом. Оба сидели на корточках у кромки воды и смывали с лица кровь.

— А они совсем не обидчивые, — пробормотал под нос Авсоний, — пожалуй они могли бы пригодиться императору, особенно сейчас когда надо так много всего узнать и понять.

Он направился в их сторону и подошёл как раз в тот миг, когда один из них произнёс:

— Руку на старшего брата поднял, собака… — вслед за этими словами, один влепил второму звонкую пощёчину и тот не удержав равновесия полетел в воду. Подвергший внезапному нападению тут же поднялся и как ни в чём ни бывало, вернулся на прежнее место. Раздался громкий смех.

— Они мне нравятся всё больше и больше, — пробормотал Авсоний и уже громко добавил, — не поможете ли римлянину найти достойное место для вкушения пищи?

Глава 14

Авсоний всегда считал, что лучший способ завязать дружбу — это угостить нужного человека вкусной пищей. А существовала ли пища достойнее Луканской колбасы? Если и существовала, в этом городе ничего об этом не знали. Разместившись под навесом вместе со своими новыми друзьями, Авсоний с откровенным удовольствием наблюдал за действиями двух бородачей. Оба старались есть так медленно, как только могли. И потому, не сразу откусывали очередной кусок желанной колбасы. Каждый раз оказываясь у рта, колбаса проходила тщательный осмотр, потом становилась немного короче и возвращалась назад, в оловянное блюдо. Сам Авсоний, лишь попробовал её на вкус. Как он и предполагал, вкус ничем не напоминал то лакомство которое подавали в Риме.

Пока они ели, он успел узнать, что одного из них зовут «Пётр», а второго «Павел». Их отец дал им эти имена в честь апостолов Петра и Павла. Последнее и упоминать не стоило, ибо и так было ясно. Но Авсоний не мешал им говорить. Говорили оба мало, при этом умудряясь, перебивать друг друга. Пётр был старшим. Ему исполнилось двадцать пять лет. Он был на три года старше Павла, которого обозвал «женщиной». И обозвал совершенно незаслуженно, так как младший брат превосходил его как ростом, так и сложением.

— 22 динария за одну колбасу, — раздался над ухом Авсония голос хозяина заведения.