Когда его вытащили на палубу и развязали, ему вдруг привиделось женское лицо – синие глаза под выгоревшими бровями, маленький изящный носик, упрямый подбородок, пряди светлых, цвета спелой пшеницы, волос. «Мираж, – подумал Седов, обвисая в руках тащивших его людей, – бред, иллюзия…» Его швырнули в какую-то каморку, и он лишился чувств.

    * * *

    Вторично воспрянув к жизни, он понял, что карцером здесь служила плотницкая кладовая. Вдоль одной стены были навалены брусья и доски, у другой стояли пахучие бочонки с дегтем или смолой, а в ящиках, занимавших дальний от двери угол, содержался примитивный инструмент, топоры, пилы, долото и неуклюжая штуковина, напоминавшая рубанок. Места оставалось мало, но Мортимер и Хенк использовали его с толком: сидели под дверью и метали кости. Теперь Седову удалось как следует их рассмотреть. Мортимер был невысок и жилист, примерно его лет, с хитрой рожей, на которой самой выдающейся деталью являлся длинный крючковатый нос. Лицо его носило следы многих пороков; можно было гарантировать, что парень он ушлый, в выпивке и бабах понимает толк и умеет хорошо считать монеты в чужих кошельках. Хенк, тот был постарше и попроще. Здоровый, словно шкаф, обросший бородой, он походил на йети: лоб в два пальца, брови, нависшие над крохотными глазками, нос картошкой и толстые, как у негра, губы. В общем, не оставалось сомнений, что Мортимер ворюга и плут, а Хенк – честный головорез, из тех, что кишки выпустит врагу и ляжет костьми за друга.

    Стучали кости, и, словно аккомпанируя им, раздавались проклятия Хенка и хихиканье Мортимеpa. Серов лежал, не двигаясь и даже не пытаясь сообразить, куда его занесло, будто чувствовал, что для раздумий на эту тему информации пока что недостаточно. Инстинкт детектива: если чего-то не знаешь, слушай и молчи, молчи и слушай. Палуба под ним покачивалась, солнечный луч, падавший из крохотного оконца, скользил по стене, и воздуха было сколько угодно – теплого, ласкового, полного пряных морских ароматов. Стук, стук, стук…

    – Клянусь Христом Спасителем! – вдруг произнес Мортимер. – Сомневаюсь я!

    – Чего? – пробасил Хенк, подбрасывая кости.

    – С этим ли французом мы надрались у «Старого Пью»? Тот вроде тощий и низенький был, а в этом шесть футов роста! Опять же башмаки… Не помню таких башмаков у того, а вот кольцо на пальце было! Золотая печатка с красным камушком… Ежели он тот француз, так где кольцо?

    – Может, ты его пригрел? Возмущенное фырканье.

    – Если пригрел, так где оно? Я, брат, золотых колечек не теряю!

    – Пропили вместе с твоими сапогами, – предположил Хенк. – А хранцузик тот! Иначе откуда он взялся на «Вороне»?

    Стук, стук, стук…

    – Старик нанял, – промолвил Мортимер. – Нанял, а Пилу и боцману не сказал. Забыл!

    – Старик ничего не забывает, – возразил Хенк. – Опять же, ежели нанял, так чего хранцуз отсыпался с нами на пушечной палубе? В море-то рано вышли… Чего он дрых, Морти, а не скакал по реям?

    – Да уж, скакать он здоров! – сменил тему Мортимер. – Как по колену тебе врезал! Шустрый!

    – Ногами дрыгает, – неодобрительно буркнул Хенк.

    – Французы все такие. Папаша – упокой Господь его душу! – говорил, что это у них от пристрастия к танцам.