Подруга выключила кассету, и торжественно произнесла:

— Ну, как? Убедилась?

— В чем? — я не совсем ее понимала.

— В том, что твой музыкант маньяк.

— Нет, — честно призналась я.

— Как это? — на ее лбу появилась вертикальная морщинка от взлетевших вверх бровей. — Разве недостаточно доказательств?

— Каких? — я усмехнулась. — Черные брюки? Так в них пол города ходит. Любовь к «петушкам» в подростковом возрасте? Но ведь это же смешно.

— Катя, — серьезно проговорила собеседница. — Ты его защищаешь.

— Я просто стараюсь мыслить логически.

— Хорошо, тогда как насчет данной части моего импровизированного интервью? — чуть-чуть повысив голос, сказала Верка.

Она быстро перемотала кассету и, найдя нужное место, включила запись. Послышались уже знакомые слова:

«… Мы прождали его лишний час, но он объяснил свою задержку тем…»

Щелчок кнопки, поддавшейся нажиму указательного пальца собеседницы, оборвал фразу.

— Где, по-твоему, болтался Каменский столько времени на синих Жигулях с тонированными стеклами и заляпанными номерами? — с вызовом осведомилась она.

— Может, действительно, был у друга, — робко предположила я.

— Или он навещал тебя, прикрыв лицо полосатой маской, — голосом, не терпящим возражений, заявила Вера и грустно усмехнулась. — Ну, и дурочка же ты доверчивая, Катя. Как можно подпускать так близко совершенно неизвестного парня?

— И все-таки я думаю, что насильник — Валентин, — мое упрямство ее рассмешило.

— Катька, ты мазохистка! — сквозь хохот, воскликнула Вера. — Влюбилась в спасателя, а теперь еще мечтаешь, чтобы он был маньяком. Тебя подобные вещи возбуждают, что ли?

Я подарила ей укоризненный взгляд и сказала с упреком:

— Ничего веселого не вижу. Быстров, в отличие от Андрея, хромает. К тому же он сам признался, что его укусила собака.

— Ну и? Мало разве псов на улице бегает? — парировала собеседница, откликнувшись на призывное бульканье чайника, из которого она разлила кипяток в наши наполненные заваркой чашки.

— Ладно, — согласилась я с ее доводом. — А как насчет двухсторонней куртки? У рокера «кожанка», а у Вали нет.

— Это тоже не повод его подозревать.

— А брюки, которые на нем были надеты позавчера вечером? — не унималась я.

— Сама сказала, что полгорода такие носят, — весело возразил мой симпатичный оппонент.

— Тогда… — я задумалась, подыскивая очередное доказательство. — Тогда, что ты скажешь о его нервозности? Он кидает трубки, психует, рычит и…

— Ревнует, — подсказала Вера. Я удивленно уставилась на нее, потом, опустив глаза, пробормотала:

— Даже, если так, это не оправдание, — щеки мои запылали румянцем. — Разве Отелло не задушил Дездемону из ревности?

— Валентин не сумасшедший мавр, — хитро улыбаясь, высказалась в защиту Быстрова подружка. — И, вообще, я ему доверяю. Он проявляет к тебе такую трепетную заботу, что мне не позволяет совесть записать бедного влюбленного в преступники.

— А «Мистер галстук» со мной согласен, — гордо заявила я, исчерпав запас, более менее, логичных доказательств. Теперь настала очередь призвать на помощь «подсознание». — Он сказал, что во сне я видела ответ.

— Ты что, разболтала Егорову свой ночной кошмар? — хватаясь за голову, простонала Вера, я утвердительно кивнула. — О, нет!

— Зря ты так, — проговорили мои поджатые губы со вздохом.