Додд снял старую кассету и поставил другую, на которой было написано: «Рай и ад: их возможное существование». Сам он ни на секунду не усомнился бы в том, что ад существует. Его существование доказывалось уже хотя бы тем, что в это самое время происходило в погребе. В существовании рая он не был столь уверен, однако хотел бы обрести такую уверенность тоже. Он только начал было внимательно прислушиваться к аргументам старика, которые тот нашел на смертном одре, отчасти позаимствовав их у Карлайла, изучавшего мистическую сторону Святого Духа, как на лестнице раздались шаги. Додд выглянул из комнаты старого Флоуза и увидел, что по лестнице поднимается доктор Мэгрю. Додд быстро захлопнул дверь и поспешно поставил прежнюю кассету, обозначенную как «Мэгрю и Балстрод: мнение о них». Но, к сожалению, он поставил ее той стороной, на которой было записано мнение о Балстроде, и через минуту Мэгрю с удовольствием услышал, как один его дорогой друг, мистер Флоуз, обзывает другого его дорогого друга, адвоката, отродьем сифилитической проститутки, прирожденным сутяжником, которому нельзя было давать появиться на свет, но, раз уж он родился, следовало бы кастрировать еще в колыбели, пока он не начал доить таких, как мистер Флоуз, лишая их достатка своими вечно негодными советами. По крайней мере, эти слова заставили доктора Мэгрю остановиться. Он всегда высоко ценил мнение старого Флоуза, и ему было любопытно послушать, что тот скажет дальше. Тем временем Додд подошел к окну и посмотрел на улицу. Снег стаял уже настолько, что доктор на своей машине смог добраться до моста. Теперь Додду предстояло выдумать какую-либо причину, чтобы не пустить доктора к его уже скончавшемуся пациенту. Но Додда спас Локхарт, вышедший в этот момент из погреба с подносом, на котором стояли остатки обеда Таглиони.

— О, доктор Мэгрю, — приветствовал его Локхарт, плотно закрывая за собой дверь в погреб, — как хорошо, что вы приехали. Деду сегодня намного лучше.

— Да, я слышу, — ответил врач. Додд в это время пытался поменять кассету, а Таглиони, возвращенный к жизни хорошим обедом, попробовал подражать Карузо, но получалось у него весьма скверно. — Судя по этим звукам, ему поразительно лучше.

Миссис Флоуз из-за двери своей комнаты захотела узнать, неужели этот проклятый доктор приехал снова.

— Если он опять станет требовать, чтобы доктор Мэгрю убирался из дома, я просто сойду с ума, — кричала она.

От такого обилия звуков доктор Мэгрю растерялся. Флоуз в своей спальне перешел на политику и разносил правительство Болдуина, стоявшее у власти в 1935 году, за его малодушие. Было слышно, как в то же самое время в погребе кто-то громко пел «О белла, белла кариссимо…». Локхарт покачал головой.

— Пойдемте вниз выпьем, — сказал он. — Дед сегодня в каком-то странном состоянии.

Доктор Мэгрю тоже был в странном состоянии. Разнимая Додда и таксидермиста, Локхарт, мягко говоря, несколько перепачкался в крови. На подносе, который он продолжал держать в руках, в кофейной чашке лежало нечто такое, что было — Мэгрю мог поклясться в этом на основании своего многолетнего врачебного опыта — человеческим аппендиксом. Таглиони бросил его туда по своей рассеянности. Все это, вместе взятое, привело доктора в такое состояние, что ему просто необходимо было выпить. Он с готовностью пошел вслед за Локхартом вниз и вскоре уже стаканчик за стаканчиком опрокидывал изготовленное Доддом нортумберлендское виски.

— Знаете, — сказал он, когда почувствовал себя немного лучше, — я никогда не думал, что ваш дед такого плохого мнения о Балстроде.

— А вы не думаете, что это может быть просто следствием сотрясения мозга? Вы же сами говорили, что удар при падении повлиял на его мозг.