* * *
Абдулла Акбар потряс своими цепями, так что они зазвенели, загремели.
– Можно так обращаться с ветераном, а? – сказал он.
Он служил во Вьетнаме, в рядах морской пехоты, поэтому ему ни разу не пришлось слушать мои зажигательные речи. Я работал исключительно для Армии. Я спросил, слышал ли он когда‑нибудь про армейского офицера, которого прозвали «Проповедник» – это был, как вы знаете, я сам. Мне было любопытно узнать, насколько широко разнеслась слава обо мне.
– Нет, – сказал он. Но, как я уже говорил, нашлись и другие ветераны, которые обо мне слыхали, и, кроме всего прочего, знали, что я как‑то раз, забросив гранату в подземный ход, убил женщину, ее мать и грудного младенца, прятавшихся там от вертолетов, которые расстреляли деревню с бреющего полета как раз перед тем, как мы туда вошли.
Такое не забудешь.
А знаете, кто в то время был Правящим Классом?
Правящим Классом был Юджин Дебс Хартке.
* * *
Долой Правящий Класс!
* * *
Джон Доннер сидел за рулем всю дорогу от тюрьмы до Сципиона насупясь. Я получил работу, а он – нет. И велосипед его сына стибрили на тюремной стоянке.
У Мексиканцев есть национальное блюдо под названием «дважды жаренные бобы». По моей милости, о чем Доннер так и не узнал, велосипед был теперь «дважды краденный велосипед». Через неделю Доннер вместе с сыном дематериализовался из нашей долины так же таинственно, как и материализовался, и нового адреса не оставил.
Должно быть, кто‑то или что‑то шло по его следам, наступало на пятки.
* * *
Мне стало жаль этого мальчугана. Но если он еще жив, то он стал взрослым мужчиной, как я.
* * *
И по моим следам кто‑то шел, только не спеша. Я имею в виду своего незаконнорожденного сына в Дюбеке, штат Алова. Ему тогда было всего 15. Он еще не знал, как меня зовут. Чтобы узнать имя своего отца и место, где он живет, ему еще предстояло провести детективное расследование, не менее сложное, чем то, которое я предпринял, чтобы узнать, кто убил Летицию Смайли, Королеву Сирени в Таркингтоне, в 1922 году.
Я познакомился с его матерью, когда сидел в одиночестве возле стойки бара в Маниле, вскоре после того, как экскременты влетели в вентилятор во Вьетнаме. Мне не хотелось говорить ни с 1 человеком, независимо от пола и возраста. Мне все человечество стало поперек горла. Хотел я только одного – чтобы меня оставили в покое, наедине со своими мыслями.
Можете и это прибавить к моей коллекции Знаменитых Последних Слов.
* * *
На табурет рядом с моим взобралась довольно хорошенькая, но немного потерявшая свежесть женщина.
– Простите, что нарушаю ваше уединение, – сказала она, – но мне говорили, что вы – тот самый человек, которого прозвали «Проповедником».
И она показала на старшего сержанта, который сидел в отдельной кабинке с двумя проститутками, которым было никак не больше 15 лет.
– Я его не знаю, – сказал я.
– А он не говорил, что знаком с вами, – сказала она. – Он слыхал ваши речи. Тут многие солдаты слыхали ваши речи.
– Кому‑то надо было произносить речи, – сказал я. – Без них и войны бы не было.
– Вас из‑за этого прозвали «Проповедником»? – сказала она.
– Кто знает? – сказал я, – В мире невпроворот пустой болтовни.
Меня прозвали так еще в Уэст‑Пойнте, за то, что я никогда не сквернословил. В первые 2 года, что я провел во Вьетнаме, мои зажигательные речи слушали только те солдаты, которые находились в моем непосредственном подчинении. |