А вот Белые преступники, мне кажется, могли бы их убить или по крайней мере избить до полусмерти за то, что они думали об их судьбе не больше, чем о судьбе Черных или Латиноамериканцев.

* * *

Доктор Доул вернулась в Берлин. По крайней мере она мне сказала, что возвращается туда.

Я ее спросил, где она пряталась во время осады. Она сказала, что забралась в топку под старым котлом в подвале этой библиотеки. Бойлерной перестали пользоваться еще до моего поступления сюда, но демонтаж обошелся бы в кругленькую сумму. А здесь терпеть не могли расходы на улучшения, которые не бросались бы в глаза.

* * *

Так что во время осады она была всего в нескольких метрах от того места, где сидел я, занимаясь чудесной новой наукой – Футурологией.

* * *

Доктор Доул была невысокого мнения о своей стране. Она с возмущением говорила о неслыханном росте самоубийств, и убийств, и наркомании, о чудовищных показателях детской смертности, о низком уровне образованности, о том, что у нас в местах заключения находится больший процент населения, чем в любой другой стране, не считая Гаити и Южной Африки, что мы потеряли способность производить что бы то ни было и вкладываем в науку и начальное образование меньше средств, чем Япония или Корея, да и любая страна в Восточной или Западной Европе, и прочее в таком духе.

– Зато у нас по крайней мере есть свобода слова, – сказал я. А она сказала:

– Это не то, что кто‑то преподносит вам сверху. Этого приходится добиваться самим.

* * *

Пока не забыл: во время собеседования, когда она поступала на работу, она спросила Джейсона Уайлдера, какой институт он окончил. Он ответил: «Йейль».

– Знаете, как надо бы назвать это заведение?

– Нет, – сказал он. А она ему:

– «Техникум для Плантаторов».

Она мне рассказывала, что, когда жила в Берлине, приходила в ужас, видя вопиющее невежество Американских туристов и солдат – они не знали ни истории, ни географии, ни одного иностранного языка, никаких обычаев других народов. Она меня спросила:

– Почему большинство Американцев гордятся своим невежеством? Они ведут себя так, будто невежество придает им особое очарование.

Этот же вопрос, вполне серьезно, мне задавал и Элтон Дарвин, когда я работал в Афинской тюрьме. Там одновременно на всех телеэкранах запустили фильм времен 2 мировой войны. Фрэнк Синатра попал в плен к немцам, и его допрашивал майор СС, который говорил по‑английски не хуже Фрэнка Синатры, играл на виолончели и рисовал акварелью в свободное время, и он признался Синатре, что ждет не дождется, когда кончится война и он вернется домой, к своей первой любви, лепидоптерологии.

Синатра не знал, что такое лепидоптерология. А это наука, изучающая ночных и дневных бабочек. Майору пришлось объяснять ему, что это такое.

И Элтон Дарвин задал мне вопрос:

– Как это получается, что во всех фильмах Немцы и Японцы всегда такие дошлые ребята, а Американцы – шуты гороховые, а под конец все же Американцы выигрывают войну?

* * *

Дарвин не считал, что его лично это касается. Все кадровые Американские солдаты были Белые. И не то чтобы это была пропаганда Белых. Это соответствовало исторической правде. Во время «Последней Петарды» Американские боевые части были разделены по расовому признаку. В те времена полагали, что Белые будут считать себя отбросами общества, если им придется жить, питаться и прочее вместе с Черными. Да и у штатских было то же самое. Для Черных были отдельные школы, их не пускали в большинство отелей, ресторанов и парков, где развлекались Белые. Их пускали только на сцену да в кабинки для голосования.