|
Какой-то литвак громко распевал Восемнадцать Благословений. Молящиеся были в коротких пиджаках, в модных шляпах. Яша улыбнулся. Сам он родом из польских евреев, из хасидов. Там, в Люблине, почти нет литваков, а в Варшаве их великое множество. Они иначе одеваются, иначе говорят, иначе молятся. Стоял знойный летний день, но от синагоги тянуло прохладой. Ее не могли растопить жаркие лучи летнего солнца. Он услышал, как выпевает кантор: «… и в Иерусалим, город твой, по милосердию Своему возвратись, и обитай в нем, как обещал Ты…» Вот как? Они все еще хотят вернуться в Иерусалим? — подумал Яша. С самого детства он привык смотреть на литваков как на полуевреев, какую-то чужеродную секту. С трудом понимал их идиш. Среди молящихся он заметил несколько гладковыбритых мужчин. Разве это дело? Сначала бреются, потом молиться идут. Может, они ножницами пользуются? Это считается меньший грех… Но если уж веришь в Бога и Тору, то к чему компромиссы? Если Бог существует и заповеди Его непреложны, то соблюдать их надо везде и всегда: и днем, и ночью… Как вообще жить в этом мире, который так низко пал? Яша направился в бейт-мидраш. Там было полно народу. Все столики заняты. Евреи сидели над Талмудом. Сквозь окна проникало солнце, и в его лучах плясали косые столбы пыли. Юноши с закрученными пейсами невероятной длины сидели над Талмудом, раскачивались, распевали, выкрикивали что-то, размахивали руками, тыкали друг в друга пальцами. Один гримасничал так, будто у него где-то болит, другой грозит пальцем, третий крутит цицес. Грязные рубашки, расстегнутые воротнички… Несмотря на молодость, некоторые уже без зубов. У одного борода росла черными клоками: клок здесь, пучок там. А у другого — человечка маленького роста — борода рыжая, как огонь. Голова обрита, а из-под ермолки свешиваются рыжие пейсы, как косички, такие длинные… Ему кричали: «Запрашивают пшеницу, а он предлагает ячмень!» Как может Бог желать такого? Все эти дела… с пшеницей и ячменем… Все их познания касаются только торговли… Ему припомнилось, что кричат антисемиты: Талмуд ихний только учит евреев, как нас обмануть! Небось, у этого парня есть маленькая лавчонка. А если и нет, то вот-вот будет. Яша приглядел кусочек лавки у полок с книгами. Так хорошо было присесть. Закрыл глаза и вслушивался в чтение свитка. Детские и молодые голоса смешивались с хрипловатыми, дребезжащими звуками старческого голоса. Слышались выкрики, бормотание, пение, четко звучали лишь отдельные слова. Яше вспомнилось, как однажды, немного выпив, Вольский говорил ему, что он, Вольский, конечно же, не антисемит, но все же еврей в Польше устраивает Багдад посреди Европы. Даже китайцы или арабы, так выходило у Вольского, цивилизованные люди в сравнении с евреем. А с другой стороны, те евреи, которые бреют бороды и носят короткое платье, — эти евреи полны рвения русифицировать Польшу или же становятся революционерами. Почти все они и эксплуатируют, и баламутят рабочий класс, и притом одновременно и то, и другое. Они радикалы, франкмасоны, атеисты, интернационалисты, стремятся все захватить и надо всем господствовать… все осквернить…
Теперь вокруг Яши все стихло. Он для них — один из этих бритых евреев, но и они казались Яше весьма далекими от благочестия. С детства он рос в окружении набожных людей, правоверных евреев. Даже Эстер хранила еврейский уклад, соблюдала кошер. Такой образ жизни выглядит, возможно, слишком уж азиатским, как заявляют просвещенные евреи — «маскилим», но во всяком случае, у этих людей есть вера, есть духовное отечество, есть история, есть надежда. В добавление к законам у них есть еще хасидская литература, они изучают книги по этике. А что имеют ассимилянты? Ничего своего. Одни говорят по-польски, другие — по-русски, третьи — по-немецки, по-французски. Сидят в кафе у Лурса, или у Семадени, или в «Страсбурге»… Пьют кофе, курят папиросы, читают разные газеты и журналы, пересказывают остроты, смеются над ними — особенным смехом, который Яша всегда находил неприятным. |
