— Привет! Нашла что-нибудь интересное? — раздался за спиной голос, заставивший меня похолодеть от ужаса.

Очень медленно, ощущая странную скованность во всем теле, я повернула голову.

На пороге гаража стоял отец Валентин, облаченный в парадно-выходную рясу. Солнечные лучи лежали на плечах батюшки, словно эполеты. Наверное, оттого, что я так и осталась сидеть на корточках, а Валет стоял, позволяя солнцу светить ему в спину, святой отец показался мне страшным великаном.

«Если удастся отсюда выбраться живой, Маньку расчленю без наркоза! — зло подумала я. — Но что здесь делает батюшка? По моим расчетам, он должен быть еще на службе. Неужели я опять что-то перепутала»?

Валет тем временем вошел внутрь гаража и закрыл за собой дверь. Сразу возникло ощущение, что эта дверь отрезала меня от всего мира. Ощущение, что и говорить, неприятное, оттого я со страшной силой затосковала по свободе. Как-то сразу угадывалось, что отец Валентин просто так меня не отпустит.

— Ты скажи, что ищешь-то. Может, я тебе сам отдам? — глумливо предложил Валет.

— Угу, отдашь, как же! Не для того ты столько народу завалил, чтобы вот так запросто копье отдать! — буркнула я, поднимаясь и оглядывая стеллажи в поисках какой-нибудь подходящей штуковины, которую можно было бы использовать в качестве ударного инструмента. Не в смысле барабана, конечно, а в смысле — шарахнуть по голове супостата при случае. О, домкрат, пожалуй, подойдет…

Заметив направление моего взгляда, отец Валентин предостерегающе поднял руку, в которой каким-то злым светлячком блеснуло лезвие ножа:

— Не надо лишних телодвижений, ладно? Я хорошо обращаюсь с этой штуковиной. Дернуться не успеешь — прилипнешь к стене, как бабочка из гербария. Пока все понятно?

Я шмыгнула носом в знак согласия.

— Хорошо. Будем считать, что консенсус достигнут. Теперь дальше. На-ка, держи… — Валет бросил к моим ногам наручники. — Я не хочу, чтобы наше свидание оказалось непродолжительным. Тем более я так долго его ждал! Ты даже не можешь себе представить, с каким нетерпением! Но девушки — такие коварные создания, не приведи господи! Вдруг решишь сбежать? Так что пристегнись к… ну, хотя бы к дверце машины.

— Машину не жалко? Поцарапаю ненароком… — поинтересовалась я, нехотя выполняя приказание.

— Да фиг с ней, новую куплю. Машина — не самое главное в жизни, равно как и прочие материальные блага.

— Однако ты охотно пользуешься этими самыми благами. Покушать вкусно любишь, безделушки дорогие… Часики-то небось тысяч двадцать баксов стоят?

— Двадцать пять, — охотно пояснил Валет. — Грешен, честно скажу. Люблю дорогие вещи. Но… Господь наш милостив, надеюсь, простит мне эти грехи, ибо молюсь я смиренно об этом денно и нощно.

— Похвальное рвение, — кивнула я, с тоской поглядывая на домкрат. — Только, боюсь, господь тебя не услышит, а если и услышит, то вряд ли грехи отпустит — слишком их у тебя много. И все — смертные.

Отец Валентин радостно оскалился:

— А вот ты и замолвишь за меня словечко перед всевышним! Только чуть позже. А сейчас скажи мне, красавица, есть ли у тебя какое-либо последнее желание? Видишь, идеалы гуманизма мне вовсе не чужды. Желай! — великодушно разрешил Валет.

Наверное, нетрудно догадаться: единственным моим желанием в данный момент было следующее — чтобы падре немедленно скончался. Однако этого не происходило: батюшка крепко стоял на ногах, широко улыбался и не собирался умирать. Тяжело вздохнув, я неожиданно произнесла:

— Копье покажи…

— Странное желание.