Маруська испуганно притихла. Надеюсь, она разрабатывала план нашего спасения.

Первым делом я решила заехать в Исторический музей. Рабочий день уже начался, и если с Любовью Александровной все в порядке, она должна быть в хранилище.

Последний раз музей я посещала в составе экскурсионной группы лет восемь назад. Мы тогда с однокурсниками прогуливали, кажется, диалектологию — предмет нудный и неинтересный. Бродили, бродили по городу и набрели на музей. Вообще-то зашли мы в него не с целью повышения культурного уровня, а просто погреться. Очень уж холодно было на улице!

Хранилище, а заодно и архив Исторического музея располагались на заднем дворе в добротной одноэтажной пристройке. На входе нас с Манькой встретили два охранника, одетые по всей форме и даже с кобурами на ремнях.

«Интересно, — подумала я, — раз ребятам положено иметь оружие, почему те двое не стреляли, когда их грабили? Не успели? Свои грабили? Или у охранников вместо пистолета в кобуре — огурцы?»

Внутрь хранилища нас, разумеется, не пустили. После ритуальных вопросов: кто, к кому, зачем — охранники позвонили куда-то и пригласили Любовь Александровну на вахту, объяснив, что ее ждут две подозрительные девицы. Напрямую о том, что мы подозрительные, парни не сказали, но по косым настороженным взглядам, бросаемым в нашу сторону, становилось очевидным — в разряд благонадежных граждан мы не попали.

Любовь Александровна вскоре вышла к нам. Увидев ее, я поразилась: как же она постарела и похудела с момента нашей последней встречи! Женщина меня узнала.

— Это вы! Что-то случилось? — взволнованно спросила она, хватая меня за руки.

— Э-э-э… — нерешительно протянула я, прикидывая, знает Любовь Александровна о смерти Онищенко или нет.

Сомнения разрешила Маруська. Она толкнула меня локтем в бок и прошептала в ухо:

— Славик, менты пожаловали… Сматываться надо отсюда!

Подружка была права: сквозь открытые двери я увидела, как по двору вышагивают человек пять в форме. Удалось даже разглядеть большие звезды на погонах одного из них. Милиция явилась в хранилище неспроста: наверняка сообщат сотрудникам о смерти Макарыча, и начнутся долгие, выматывающие душу допросы. Встречаться с «органами» нам с Манькой не очень хотелось, поэтому я отвела Любовь Александровну в сторонку и торопливо заговорила:

— Любовь Александровна, голубушка, послушайте, что я скажу, и постарайтесь в точности выполнить мои указания! Не говорите с незнакомыми людьми — ни лично, ни по телефону; не принимайте ни от кого никаких подарков; не пускайте в свой дом никого, даже священников! Особенно — священников! Если есть возможность уехать куда-нибудь на несколько дней — уезжайте немедленно! Я сейчас не могу вам все объяснить, но поверьте — это для вашей же безопасности! Вот номер моего телефона. Держите меня в курсе событий. И еще: товарищам из милиции, которые идут сюда, совсем не обязательно знать о нашем разговоре.

Сказав все это, я повернулась к выходу и нос к носу столкнулась с милиционерами.

— Черт! — негромко выругалась Маруська.

— Вы кто? — грозно спросил один из ментов.

— Это девочки из Музея Советской Армии, — быстро ответила Любовь Александровна. — Они ко мне приходили насчет экспозиции холодного оружия семнадцатого века в их музее…

— Покиньте помещение… — велел главный милиционер.

Мы с Манькой, радостно кивнув, поспешили выполнить приказание. С заметным, надо сказать, облегчением.