Но для этого требовалось хотя бы просушить дерево, то есть творчество откладывалось по крайней мере на пару месяцев, а уж эксклюзив — так и вовсе на пару лет. Распоясавшись, Женя присел на топчан, стянул с уставших за день ног ботинки. Ольга, уже успевшая устроиться на постели, протянула руку, игриво царапнула ноготками между лопаток. Вечер обещал быть бурным и весьма, весьма приятным.
Тут на лестнице послышался топот и без стука и извинений — Ольга едва успела обмотаться одеялом — ворвался Григорьев.
— Командир, оружейку ограбили!
Вот, млин, начался бурный вечер! Только вот приятностей теперь уже не ожидается.
— Что пропало?
— Выясняем.
— Шар на месте?
— Сейчас Петрович прискачет, доложит.
Тут сержант сообразил пикантность ситуации и, выходя, добавил за спину:
— Ты спускайся в штаб, я там подожду.
Женя обернулся к Ольге, виновато пожал плечами и принялся вновь одеваться.
Штаб устроили на третьем этаже донжона. Большую комнату разгородили на две неравные части. В меньшей обосновался радиоузел, а в большей Грубер поставил стол и полдюжины табуретов. Там и происходили теперь все мало-мальски важные совещания. Женя, Григорьев и Шрайбер уже сидели за столом, когда примчался Касаткин, на ходу утирая со лба холодный пот. Доложился: не хватает одного «стэна», двух «ТТ», «сайги» и двух боекомплектов к каждому стволу.
— А шар?
Изъятый у Джамала шар-индикатор, за неимением другого надежного места, хранили в оружейке. Женя попробовал однажды занести индикатор в операторскую. Через полсекунды вылетел обратно, едва не поседевши. Несовместимыми предметами оказались работающий терминал и шарик. Помимо ворот и операторской, в форте запиралась только оружейная комната. Ключа от нее было два. Один — у Касаткина, другой — у начальника караула, переходящий по смене. Собственно, по причине нехватки людей, начкар собственной персоной и стерег злополучную оружейку.
— Тоже стырили.
Капитан страдальчески скривился, как от зубной боли.
— Курт, кто отсутствует?
— Выясняем.
— Кто последний выходил из ворот? Там ведь тоже пост стоит.
— Блондинка.
Млин! Вот что за дебильная баба!
— А Троекуров?
— Не видели. Но часом раньше выезжал газон, пошел за рабочими на просеку. В кабине никого кроме водителя не было, кузов не проверяли.
— Все, можно дальше не выяснять. Пока эта сучка перед начкаром сиськами трясла, зашел Троекуров и вырубил мужика. Потом спокойно забрал все, что нужно, и ушел.
— В общем, примерно так оно и было.
Женя, скрипнув зубами, обернулся к Григорьеву.
— Ты, Иваныч, был прав.
— Прав, не прав — чего уж теперь… надо меры принимать.
Касаткин выглядел ужасно. Как ни крути, это его косяк — стоящий на посту боец отвлекся на девку и забыл о своих обязанностях. Можно было не сомневаться, что нарушителя воинской дисциплины перспективы ожидают самые мрачные. Но это все потом, а сейчас капитан бил копытом, стремясь догнать и покарать.
— Погоди, Петрович, давай сперва подумаем.
Женя обеими руками облокотился на стол.
— Инфа о площадках пришла мне от Ашенафи сегодня вечером. О южной мы подозревали и раньше, а вот северо-восточная появилась не больше недели назад. Были сведения, что Троекуров мог контактировать с Тэкле, эфиопа видели неподалеку от бригады лесорубов, в которой был и наш бизнесмен. Считаю, что именно толстяк передал Троекурову сведения о площадках и о назначении шара.
Сидящие за столом молча согласились.
— Поехали дальше: вы все читали троекуровское досье. |