Сейчас Глин толчет воду в ступе. Больше всего на свете ему хотелось бы приступить к делу, думать ни о чем другом он не может, но вежливость велит сначала заводить разговор на отвлеченные темы. Несколько минут болтовни. Необходимая порция «белого шума».

— Удивительно, — говорит Элейн. — Я и забыла, как с тобой интересно. Мне польстило, что ради меня цитируют Рептона и Брауна. Не то, чтобы в последнее время я вырывала пруды, но, думаю, все еще впереди.

И Глин снова принимается разглагольствовать. Нет, это настоящая беседа — каждый отвечает на реплики собеседника, высказывает собственное мнение, иногда оба ссылаются на какой-нибудь инцидент из общего прошлого. Тарелки из-под первого унесли; принесли второе. Пора, решает Глин. Минуты через две — пускай сначала доест.

Элейн принимается рассказывать о Полли. Глин вглядывается в нее, пытаясь сфокусировать свое внимание. Дочь. Да-да, их дочь… «Веб-дизайнер», — произносит Элейн. Глин слегка наклонил голову: дескать, внимательно слушаю.

— Знаешь, чем занимается веб-дизайнер?

Глин разводит руками: понятия не имею.

Элейн кладет вилку и нож на тарелку, вытирает губы салфеткой.

— Полагаю, — сказала она, — что ты себе этого и не представляешь? — Она смотрит на него долгим, испытующим взглядом. — Давай выкладывай. У меня такое чувство, что мы сюда не просто поболтать пришли, так?

— А… — Глин отодвигает тарелку. Что ж, начнем. Внезапно он чувствует, что полностью собран и прекрасно владеет собой. Тянется к карману. — Ты угадала, Элейн.

Элейн видит и слышит, что ее предположения оказались неверны. Дело вовсе не в женитьбе, не в титулах и не в истории садового дизайна. Она начинает испытывать смутное беспокойство.

Глин что-то протягивает ей. Фотографию. И нацарапанную на клочке бумаги записку. Сперва она смотрит на снимок. Долго, пристально. Потом читает записку.

И молчит. Просто держит их в руках — в одной фото, в другой бумажку, — смотрит то на одно, то на другое… и молчит. Потом бросает взгляд через столик, на Глина.

— В папке, в книжном шкафу, — говорит он. — Наверное, лежали там с тех пор, как она… ну, с тех самых. Вот в этом. — Он подтолкнул к ней лежавший на столе конверт с надписью.

— Не открывать. Уничтожить, — читает Элейн.

— Так-то, — говорит Глин. — Вот, собственно, и все. — Он пристально наблюдает за ней.

Элейн снова смотрит на фотографию. Происходит что-то странное — с ней и с теми, кого она видит на снимке. Людьми знакомыми и в то же самое время странно чужими. Точно Кэт и Ник в одночасье превратились во что-то ужасное. Точно кто-то бросил камень в неизменную спокойную гладь прошлого, и она пошла рябью, а когда волнение улеглось, отражения совершенно изменились. Все расшаталось, разбилось и не подлежит восстановлению. Что казалось одним, стало совсем другим.

— Или, может быть, ты знала? — спрашивает Глин.

— Нет, не знала. Если, конечно, было о чем знать.

— Ну, а как еще это выглядит?

Элейн видела достаточно. Руки. Почерк, язык. Она убирает фотографию и записку обратно в конверт.

— Это выглядит как… именно так это и выглядит. И нет, я не знала.

— В таком случае, мне очень жаль.