Затем Нимфидия родила мою мать Майколу, которая должна была стать королевой фей после ее смерти.
Этот день пришел неожиданно скоро. Случилось так, что Нимфидия не потеряла все свои яйцеклетки, забеременела от Джека в третий раз! О таком прежде никто и не слыхивал. Родила она болезненного мальчика, названного Бобо, и при родах умерла.
Об этом чуде гоблины и феи судачили потом не одно десятилетие. Однако, поскольку в дальнейшем такие случаи не повторялись, оно так и осталось чудом и постепенно забылось.
Бобо, в свою очередь, когда вырос, родил от феи по имени Гаджекин двух детей: Игнаца и его сестру, некую Мелузину. Это произошло задолго до того, как Джад сошелся с Майколой и появились мы с Пиа. Таким образом, Игнац с сестрой приходились нам старшими кузенами по линии матери, каковых прежде не имели ни один гоблин или фея!
— Мелузина просто кукла, — скривилась Пиа, посасывая спрайт. — На трон она не претендует: слишком занята своим домом моделей — для миниатюрных женщин, конечно. Игнац совсем другое дело — настоящий дьявол во плоти, тщеславный и неразборчивый в средствах. После убийства короля Джада началась смута, но большинство гоблинов поддержали Бобо просто потому, что других законных претендентов на трон не было. Теперь Игнац ждет, когда обжорство и пьянство сведут Бобо в могилу, чтобы занять его место. Вот тогда-то он и попытается воплотить в жизнь свои замыслы. Он хочет, чтобы феи рожали по три или даже четыре раза, чтобы повысить численность нашей расы. Пример Нимфидии показывает, что это возможно. Он готов ради этого на все, готов даже подвергнуть риску жизнь матерей!
— Но зачем?
— Он задумал отвоевать у людей планету, ни больше ни меньше. Ему не нравится, как они тут хозяйничают, губят ее и все такое прочее.
Моя голова, и без того кружившаяся с начала полета, совсем перестала соображать. Что делать, чью сторону я, гоблин, должен принять?
Пиа никаких сомнений не испытывала.
— Надеюсь, тебя больше не беспокоят глупые предрассудки насчет того, что мы брат и сестра? Человеческое табу, не более того. У нас нет общих генов, и росли мы отдельно друг от друга, даже дальше, чем большинство гоблинов и фей…
— Да нет, как раз это меня беспокоит меньше всего, — буркнул я.
Пиа опустила руку под столик с едой. Я покраснел и оглянулся, не видит ли кто. Она довольно улыбнулась.
— Вот и отлично. У нас до праздника целая неделя, чтобы как следует поразвлечься.
Тут я вспомнил кое-что.
— Послушай, Пиа, а как насчет магии? Все знают, что феи… В чем ваше волшебство?
Она сказала, и я снова покраснел.
В последующие несколько дней мы только и занимались, что магией, посвящая оставшиеся в сутках несколько часов прогулкам по Копенгагену. Время от времени в ресторане или на улице я замечал других фей, и сердце у меня всякий раз начинало колотиться. Они обменивались с Пиа знаками взаимного узнавания, которые всегда сопровождались недоуменным взглядом в мою сторону. Однако ни разу ни одна из фей не заговорила с нами.
— Мы не любим собираться группами и даже парами, — объяснила Пиа. — Это слишком привлекает внимание людей. Компактных сообществ гоблинов или фей не существует, вот почему ежегодный праздник так важен для нас.
Я вспомнил Голубку, свою первую школьную любовь. Вряд ли я тогда имел шансы найти еще одну.
Пиа шутливо ущипнула меня за ляжку.
— Королева всегда появляется на празднике последней. К тому моменту каждой фее будет известно, что на празднике мужчина. Представляешь, что будет, когда они узнают, что ты гоблин? Их тогда палкой не отгонишь!
Представить было одновременно заманчиво и страшно.
— М-м… Пиа, а разве мы не всегда будем вместе, как король с королевой?
— Ну конечно! Но это вовсе не значит, что мы не имеем права заводить столько любовников, сколько захотим. |