Изменить размер шрифта - +
Закрыты были только лицо и талия да еще тот крошечный розовый лоскут, удерживаемый на месте шелковым шнурком. Она подняла одну руку перед ним и бубен тоже держала перед собой, не то пряча, не то демонстрируя свою грудь, как Венера Боттичелли, восстающая из раковины. Чибо учащенно дышал, пытаясь проникнуть взором за последние преграды.
    – Еще? – выдохнула Бекк.
    Она остановилась прямо перед архиепископом, чуть наклонившись вперед. Сняв покрывало с лица, она медленно опустила ткань ему на колени, и ее голос пролился, словно елей:
    – Хочешь еще?
    – Еще? – прошептал он. – О да, еще, и еще. – А потом в полный голос приказал: – Оставьте нас. Уходите немедленно.
    И тут ее осенило. Она даже не стала обдумывать свой план, а просто сказала:
    – А как же моя награда?
    – Награда? – Это слово отвлекло его, и он посмотрел ей в глаза. – Какая награда? Тебе щедро заплатят. Потом.
    – Не деньги. Деньги – мне, а что получит Саломея? – Она подняла руки над головой, сделав из них и бубна изящную арку. – Саломея тоже хочет получить свою награду. Она желает голову.
    Бекк подалась к Джанкарло так, что он ощутил на мочке уха ее дыхание.
    – Но ты же не имеешь в виду…
    – Имею. Мои особые секреты получаются намного лучше, если сцену разыграть по-настоящему. Моя… награда вам будет гораздо больше. Разве ваш слуга не может выйти на улицу и поймать какого-нибудь калеку? Или, может быть… – она сделала паузу, – может, в своем доме его высокопреосвященство имеет ленивого слугу, который разгневал его и заслуживает… наказания? – Саломея почти коснулась языком его уха. – Наслаждение после боли, правда ведь?
    Чибо ухватился за знакомую фразу. Он давно уже оставил надежду найти какой-нибудь вид разврата, который бы его потряс. Но обворожительное дитя только что это сделало! Он улыбнулся: Виттенберг внезапно оказался самым интересным местом из всех, где он побывал.
    – Калеку? Слугу? – Чибо помолчал, сжав шестипалую кисть. А потом расхохотался: – Нет! Моя Саломея получит нечто не столь обыденное. Генрих!
    – Да, милорд?
    – Приведи сюда пленника.
    – П… пленника, ваше высокопреосвященство?
    – Француза, Генрих. Моя Саломея желает получить к концу представления голову. Как удачно, что я могу ее предоставить. Нет! Никаких возражений. Веди его сюда.
    Немец ушел, и Бекк указала на Хакона:
    – Мой Гюнтер умело сносит головы.
    – Ты уже делала это раньше? – Чибо не мог оторвать глаз от Саломеи.
    – Ну, пару раз… случалось. – Она еще немного опустила бубен. – Для очень особенных клиентов.
    – Дорогая, – проговорил архиепископ Сиенский, – это ты особенная!
    Хакон вышел в коридор и вернулся с плахой и своим топором. Форму топора маскировала тряпка. Его мысли неслись вихрем, все тело дрожало. Он не думал, что дело дойдет до такого. Пределом его планов было пройти в дверь, единственной перспективой – сражение. И он не понимал, что сейчас происходит. Он знал только, что должен быть готов.
    Генрих вернулся – один.
    – Где он? – рявкнул его господин.
    – Милорд, его несут. Но…
    – Что?
    – Милорд, вы обещали его мне! – Немец не пытался скрыть своей досады.
Быстрый переход