Когда я спросил его, почему, он ответил, что по его сведениям за ношение огнестрельного оружия без специального разрешения полагается смертная казнь.
Из этого я сделал вывод, что его донимала зависть.
Я возразил, ссылаясь на необходимость защиты, и сказал, что будь мы вооружены раньше, нам удалось бы не дать женщин в обиду. По моим наблюдениям, продолжал я, жестокость обращения с беженцами растет, но теперь нет никакой организованной силы, которой мы могли бы доверять.
Лейтиф привел контраргумент, подчеркнув участившиеся допросы и напомнив мне, что до сих пор мы ухитрялись избегать применения против нас силы, тогда как другие группы беженцев подвергались побоям, заключению под стражу и насилию со стороны воинских формирований.
Он утверждал, что дело в нашей очевидной беззащитности.
Я сказал ему, что готов взять на себя любые последствия обладания найденным карабином, что в случае захвата нас на допрос я сразу же спрячу его; если же меня поймают с карабином на плече или схватят во время стрельбы из него, я заявлю, что ни один человек группы о его существовании не знал и не имел к оружию никакого отношения.
Лейтифа, казалось, удовлетворила моя решимость оградить от любых неприятностей его людей и он отдал‑таки мне патроны.
Я разобрал карабин, почистил его и смазал, затем стал учиться целиться. Не желая расставаться ни с одним патроном или привлекать внимание остальных, стрелять я не стал. Один из наших кое‑что знал об огнестрельном оружии. Он сказал, что мой карабин дальнобойный и точный, что обращаться с ним надо осторожно.
В последующие дни я стал ощущать какую‑то неуловимую подвижку в переоценке ценностей, которые лежали в основе самоорганизации группы.
Я прибыл в город после полудня, когда приготовления к торжествам достигли заключительной стадии. Площадь в центре города очистили от автомобилей и люди ходили по ее открытому пространству так, словно забыли, что в обычные дни город задыхался от плотности дорожного движения на пролегавшей через него трассе к побережью.
Перед большинством витрин находившихся на площади магазинов были сооружены деревянные прилавки с товарами. Несколько рабочих, стоя на лестницах‑стремянках, натягивали поперек выходивших на площадь улиц флаги расцвечивания. Почти все оконные карнизы домов украшало множество цветов.
В более широкой части площади перед зданием городского совета была сооружена небольшая площадка детских аттракционов с каруселью, спиральной горкой, рядом раскачивающихся лодок и несколькими киосками для состязаний на приз.
Пока я стоял на ступеньках отеля, у тротуара остановился большой автобус, из которого вышло пять‑шесть десятков пассажиров, маршем направившихся в ресторан а‑ля Тюдор в дальнем углу площади. Я подождал, пока все они скрылись внутри, затем пошел в противоположном направлении, удаляясь от центра города по боковым улочкам.
Когда я возвратился, праздник был в полном разгаре.
Я впервые увидел девушку возле выставки дамских сумочек магазина кожгалантереи. В то время в моде у девушек была одежда из очень легких тканей, юбки носили на десяток сантиметров выше колен. Она была в бледно‑голубом и носила длинные прямые волосы. На мой вкус девушка была очень красива. Пока я пересекал площадь, направляясь к ней, она отошла от прилавка и затерялась в толпе. Я постоял возле магазина кожаных изделий, надеясь снова заметить ее, но не смог. Через несколько минут я сменил место и остановился в узком проходе между тиром и аттракционом, где швыряют в цель кокосовые орехи.
Часом позже я вернулся в отель и заказал кофе. Посидев в баре, я снова вышел на площадь и увидел ее фигуру на фоне борта одного из грузовиков, доставивших на площадь аттракционы. Она шла под прямым углом к линии моего зрения, задумчиво глядя под ноги. Дойдя до ступеней здания городского совета, она поднялась на крыльцо. Оказавшись на верхней площадке, девушка посмотрела в мою сторону. Наши взгляды встретились. |