Майор закашлялся, поперхнулся и мучительно покраснел.

— Что вы тут делаете? — наконец возмутился он.

— O, porche misere. А вы что тут делаете? — злобно отразила женщина. — Вообще, в этих горах?

Я давно понял, что она не такая простая, какой хочет казаться. И этим вопросом просто уводит нас в сторону, на политические рассуждения, вместо того, чтобы отвечать, как долго и почему она здесь ошивается.

— Это моя гора, — опешил доктор, — и вот его. — Крылов показал на сержанта Кукина.

— Ага, мой дедуля проживал как раз внутри этой горы, — подхватил Коля. — Его звали Данила-мастер.

— Ладно, госпожа хорошая, нам мозги не надо пудрить. Почему вместо того, чтобы дружески беседовать с ранеными бандитами, вы проникли в особую палатку? — атаковал я.

Ее взгляд красноречиво выразил некоторую долю уважения ко мне, но уста были лживы:

— Che cosa e? Что такое «пудрить мозги»? Это какая-то изощренная пытка, которую вы применяете по отношению к горцам? И пытаете вы их, наверное, прямо в этой палатке.

— Мы просто едим их здесь, — опять закуролесил Кукин.

Я понял, что разоблачить гражданку иностранного государства не удастся и, возможно, она стала свидетелем секретного рассказа, поэтому и взял несколько тоскливых нот на губной гармошке.

— Этот ужасный начальник, этот врач-полковник не разрешил мне беседовать с пленными, — вынуждена была заобъяснять она.

— Ну что, Нина, может есть резон выпить? — поинтересовался я, протягивая свой «бокал» и понимая, что вызываю обвинения в нетрезвости российской солдатни.

Госпожа опять-таки не пошла по отработанному пути и не стала ругать пьяных московитов, а взяла и хватанула сто грамм.

Взгляд Кукина сразу потеплел и сказал мне: «А все-таки она — не сука в ботах.» Да и майор Крылов немного расслабился.

— Слушайте, мадам, вам раненые бандиты нужны? Отдыхает тут у меня парочка за занавеской, — галантно предложил он.

Майор Крылов приподнял парусиновый полог и я понял, что пленные абреки располагались в каких-то трех метрах от нашей пьющей компании. Один из них вряд ли мог внимать разговору о золоте рейха, потому что из-под бинтов торчала одна всклокоченная борода. У другого же, несмотря на наличие повязок, активно шныряли глазенки и принюхивался длинный нос.

— Весь в бинтах — это Аслан, — представил доктор. — Он как минимум снайпер. Стрелял, стрелял, пока не ухнул с дерева вниз. А вот тот, что получше выглядит, зовется Абубакаром. У него пуля задела мошонку, но мы, в госпитале, ему мужское достоинство спасли.

— Спасибо, доктор, — Абубакар с веселостью поддержал разговор, — мне это достоинство очень даже пригодится. Приезжай ко мне, всегда стол накрытый для тебя. С друзьями приезжай. Ты молодого барашка любишь?

— А ведь посадят, Абубакар, — вздохнул доктор и обернулся к нам. — Вообще-то он специалист по финансовым вопросам и пулей его поцарапали за чрезмерную активность, когда он выменивал установку залпового огня «БМ-21» на мерседес «700» с доплатой.

— Мне «Град» для себя был нужен. Поле перед домом пахать. За что меня сажать? — уверенно отвечал финансовый специалист. — Разве нельзя договориться? Судья тоже человек, высший примат.

— Симпатичный паренек, — вздохнул доктор.

Я заметил, что Крылов к раненым бандюгам относится с пониманием, как Эскулап, а ведь для меня они — дерьмо на дерьме за редкими вычетами, и так оно еще будет мне казаться лет двадцать.