Жилплощадь встретила меня разбитыми окнами, размоченными с помощью атмосферных осадков книгами, а также осколками стаканов и тарелок, раздолбанных зимними бореями и летними зефирами. Телевизор и то превратился в черепки археологического вида.

Естественно, что я не расстроился. Закончив войну, я считал, что мне все нипочем, и, что для штатского человека является веской причиной скулежа и нытья, мне — лишь повод для кайфа и смеха.

Когда все испорченные, размоченные и расколоченные предметы, завернув в простыню, я снес на помойку, то в небольшой комнатке оказалось чересчур просторно. Поэтому я, вставив стекла, обзавелся чучелом южноамериканского попугая ара — один бомж сменял его на бутылку «Амаретто» — и стал придавать порядок своим мыслям; благо, что накопленной зарплаты хватало еще на пару месяцев.

Для начала я создал «Записки военного железнодорожника», в которых отразил свои немеркнущие подвиги, потом сочинил «Воспоминания военврача». Эта повесть мне понравилась больше, потому что я туда вставил бредовую историю насчет похождений морских пехотинцев в «хрональном кармане». А что, в общем-то клево вышло. Только довольно бессвязно. Поэтому пришлось еще всякого тумана и шизофрении поднапустить, чтобы получилось авангардное произведение, включающее цикл бесед гвардии капитана Калиновского (я его сделал Малиновским) с ягуаром, кондором и змеей. Короче, со всяким таким калом моя книжица для Букеровской премии вполне годилась.

Для начала стоило снести свежесваренное произведение в издательство, которое располагалось через два дома от меня (правда до этого оно выпускало только половые пособия — «Секс в автомобиле», «Секс в лодке», «Секс в телефонной будке»).

Но тут меня посетило чувство неудовлетворения от проделанной работы. Что толку, если я пропущу через издательство вещь-однодневку, которая скончается в памяти народной едва ли не по прочтению? Мне это навряд ли принесет моральное удовлетворение. Да и с материальным будет настолько негусто, что оно не покроет психологический ущерб.

Что это за «эскалатор» применялся у берегов Перу? Неужто машина времени, которую изготовили вначале фашистские ученые, а потом повторили и наши умельцы? Или не все так просто? Может, стоит пообщаться еще разок с доктором Крыловым? Он вряд ли полностью выложил правду-матку во время кратковременного застолья с возлияниями из мокротных баночек.

После тех памятных посиделок я за время службы пересекался с военврачом еще не раз. Однако, насчет своих похождений в августе 91 года он больше не заикался, соответствующие вопросы ответом не удостаивал. Впрочем, я не особо настырничал. Не до того было.

Кстати, доктор Крылов тоже благополучно покинул горячую точку и ныне людей чинил в клинике военно-медицинской академии в моем родном Питере. Я подумал, что сейчас, когда напряженка военной поры нырнула в Лету, майор не будет особо запираться.

Я звякнул ему и деликатно напросился в гости, а вернее на прием. Дескать, моя подстреленная нога иногда непроизвольно дает пинка какой-нибудь проплывающей мимо толстой заднице.

На следующий день, в полдень, я уже торчал в приемном покое и уточнял по телефону у доктора Крылова, как мне добраться до «второй хирургии».

Еще раз повторюсь — не люблю я шастать по госпиталям, страшно неохота сталкиваться с тем, что, возможно, вскоре ожидает и мой организм.