|
Попытки такого рода встречали отповедь со стороны бразильской прогрессивной критики, исследователей творчества писателя. «Неужели персонажи Жоржи Амаду — люди с мозолистыми руками и опухшими от клейкого какаового сока ногами, те, кто живет и умирает согбенными над землей, — могут считаться региональными…» — годы назад писал Алкантара Силвейра в журнале «Ревиста бразилиэнсе». Прошло время, и все же американский еженедельник «Паблишера уикли» по-прежнему относит Амаду к «регионалистам».
Действие романа «Габриэла, корица и гвоздика» в основном не выходит за городскую черту Ильеуса. Однако следует ли это произведение определять «романом провинциальных нравов»? Да и правомерно ли сюжет книги, кстати, не особенно сложный, трактовать лишь как историю любви Габриэлы и Насиба? Очевидно, было бы ошибочным согласиться с подобными оценками. Амаду ведь предупредил читателя: события романа протекали «в городе Ильеусе в 1925 году», присовокупив не без иронии — «во времена, когда там наблюдался расцвет производства какао и всеобщий бурный прогресс». Заглянув в историю Бразилии, приходим к выводу: обоснованно суждение бразильского литературоведа Маурисио Виньяса, что в романе раскрыт «исторический и социальный процесс, происходивший в то время не только в этом портовом городе и в краю какао, но и во всей стране» («Эстудос сосиаис», № 3–4, 1958). Откликаясь на появление романа «Габриэла, корица и гвоздика», другой видный бразильский прогрессивный критик, Миэсио Тати, посчитал нужным отметить: «Жоржи Амаду, одаренный повествователь сложных событий и отличный мастер захватывающей литературной беседы, не ограничиваясь в своих произведениях изложением происшедшего с теми или иными персонажами, включает все события в социальную, экономическую и политическую панораму; и интерес читателя, таким образом, в равной степени привлечен как общей панорамой (уточнена эпоха и определенная социальная среда — со всеми противоречиями политического и экономического порядка, — и не без основания „Габриэла“ представлена как „Хроника одного провинциального города“), так и отдельными событиями, когда в игру вступают извечные и общие страсти, обуревающие людей» («Пара тодос», № 53–54, 1958). Первые отзывы бразильской критики на только что увидевшую свет «Габриэлу» и поныне сохраняют правоту суждений, злободневность. Возникает вопрос: почему Жоржи Амаду посчитал нужным конкретизировать описываемый в романе период — 1925 год? По оценке бразильского историка, «пятилетие после 1920 года было тяжелым для пролетариата, который все же не прекращал бороться, используя свое могучее оружие — стачку. Репрессии и террор были орудием правительства в эту трагическую эпоху нашей истории. Однако именно в этот период бразильский пролетариат начал ясно осознавать политическую роль, которую он призван сыграть в национальной жизни… Наступил период организации пролетариата» (Линьярес Э. Рабочие стачки первой четверти XX века — жури. «Эстудос сосиаис», № 2, 1958). Тогда центрами рабочего движения были Рио-де-Жанейро и Сан-Пауло, здесь возникли первые, еще небольшие группы коммунистов, заложившие основы для создания Бразильской коммунистической партии в 1922 году. В крупных городах и в военных гарнизонах вспыхивали восстания против диктатуры. Усиливался террор. Власти объявили осадное положение в стране, снятое только в 1927 году. Сложная обстановка складывалась в таких отсталых аграрных штатах, как Баия, где «в то время сельскохозяйственный пролетариат был рассеян, еще не достиг классового самосознания, не привлекался к активной борьбе», как отмечалось в журнале «Ревиста бразилиэнсе» (№ 25, 1959). |
