|
Доктор называл Габриэлу «моя девочка». Все хвалили мудрость Насиба, который, соблюдя достоинство и выгоду, вышел из сложного и запутанного положения. Араб расхаживал среди столиков, иногда задерживался, чтобы послушать, что говорят, и самому поболтать. Он подсаживался к Жоану Фулженсио и капитану, к Ньо Гало и Жозуэ, к Рибейриньо и Амансио Леалу. Казалось, святой Георгий сотворил чудо и время отступило назад, не было совершено никаких ошибок, не случилось ничего печального. Пожалуй, только открытие ресторана и отсутствие Тонико Бастоса, этого покорителя женских сердец, окончательно обосновавшегося в «Золотой водке», где он пил свой горький аперитив, напоминали о том, что произошло.
Оказалось, что, открыв ресторан, Мундиньо и Насиб всего лишь разумно вложили капитал, приносящий верную, но довольно скромную прибыль. Ресторан был не таким выгодным делом, как они предполагали. За исключением тех дней, когда в порту останавливались транзитные пароходы, посетителей в ресторане было мало, поэтому зачастую готовили только завтрак. Местные жители обычно ели дома. Только иногда, соблазненные блюдами Габриэлы, они — либо только мужчины, либо всей семьей — приходили завтракать, желая поразнообразить свой обычный стол. Постоянных посетителей можно было пересчитать по пальцам: Мундиньо, почти всегда с приглашенными, Жозуэ, вдовец Пессоа. Зато по вечерам, когда в зале ресторана шла игра, посетителей значительно прибавлялось. На пяти-шести столах играли в покер, в «семь с половиной», в «биску». Габриэла готовила к вечеру закуски и сладости, вина лились рекой. Насиб получал доход с каждого кона. И довольно часто его мучил вопрос: должен ли он делиться с Мундиньо и этими доходами? Видимо, нет, потому что экспортер вложил капитал в ресторан, но не в игорный зал. А возможно, и да, продолжал недовольно размышлять Насиб, если принять во внимание, что арендная плата за зал вносится ими совместно и что столы, стулья, посуда и бокалы их общая собственность. Вечером доходы были немалые, они компенсировали малочисленность и непостоянство дневной клиентуры. Насиб хотел бы оставлять себе всю прибыль от игры, но опасался недовольства экспортера, поэтому решил с ним переговорить. Мундиньо чувствовал к арабу особую симпатию. После того как семейные осложнения его компаньона разрешились, Мундиньо утверждал, что Насиб самый цивилизованный человек в Ильеусе. С очень заинтересованным видом Мундиньо внимательно выслушал Насиба, который хотел выяснить, претендует ли тот на прибыль с игорного зала или нет. — А как вы сами считаете, местре Насиб? — Видите ли, сеньор Мундиньо… — Араб задумчиво подкручивал кончики усов. — Если я буду рассуждать как порядочный человек, то должен буду признать вас компаньоном и отдать вам половину выручки, как я поступаю с выручкой от ресторана. Если я буду рассуждать как грапиуна, то скажу, что мы не подписывали никакой бумаги, что вы человек богатый и не нуждаетесь в этой половине, что мы никогда не договаривались об открытии игорного зала, а я человек бедный, коплю деньжата на покупку небольшой плантации, и этот доход мне очень кстати. Но, как говорил полковник Рамиро, обязательство остается обязательством, даже если оно не записано на бумаге. Я принес счета, чтобы вы могли их посмотреть… Насиб стал раскладывать бумаги перед Мундиньо, но экспортер отстранил его руку и хлопнул араба по плечу: — Уберите свои счета и свои деньги, местре Насиб. В этом деле я вам не компаньон. А для очистки совести платите мне небольшую арендную плату за использование зала по вечерам. Сотню мильрейсов, не больше. Или лучше жертвуйте каждый месяц по сто мильрейсов на строительство дома для престарелых. Где это видано, чтобы федеральный депутат содержал игорный дом? Или вы сомневаетесь, что я буду избран?.. — Я ни в чем на свете так не уверен. |
