Он был сух, элегантен, свеж, от него пахло одеколоном.

    -  Мы говорили о будущем, - сказал Голем.

    -  Какой смысл говорить о будущем? - возразил Павор. - О будущем не говорят, будущее делают. Вот рюмка коньяка. Она полная. Я сделаю ее пустой. Вот так. Один умный человек сказал, что будущее нельзя предвидеть, но можно изобрести.

    -  Другой умный человек сказал, - заметил Виктор, - что будущего нет вообще, есть только настоящее.

    -  Я не люблю классической философии, - сказал Павор. - Эти люди ничего не умели и ничего не хотели. Им просто нравилось рассуждать, как Голему пить. Будущее - это тщательно обезвреженное настоящее.

    -  У меня всегда возникает странное ощущение, - сказал Голем, - когда при мне штатский человек рассуждает как военный.

    -  Военные вообще не рассуждают, - возразил Павор. - У военных только рефлексы и немного эмоций.

    -  У большинства штатских тоже, - сказал Виктор, ощупывая свой затылок.

    -  Сейчас ни у кого нет времени рассуждать, - сказал Павор, - ни у военных, ни у штатских. Сейчас надо успевать поворачиваться. Если тебя интересует будущее, изобретай его быстро, на ходу, в соответствии с рефлексами и эмоциями.

    -  К чертям изобретателей, - сказал Виктор. Он чувствовал себя пьяным и веселым. Все стояло на своих местах. Не хотелось никуда идти, хотелось оставаться здесь, в этом пустом полутемном зале, еще совсем не ветхом, но уже с потеками на стенах, с расхлябанными половицами, с запахом кухни, особенно если вспомнить, что снаружи во всем мире идет дождь, над островерхими крышами - дождь, и дождь заливает горы и равнину, и когда-нибудь он все это смоет, но это случится еще очень нескоро… хотя, если подумать, сейчас ни о чем нельзя говорить, что это случится не скоро. Да, милые мои, давно оно прошло, время, когда будущее было повторением настоящего, а все перемены маячили где-то за далеким горизонтом. Голем прав, нет на свете никакого будущего, оно слилось с настоящим, и теперь не разобрать, где что.

    -  Изнасилован мокрецом! - сказал Павор злорадно.

    В дверях ресторана показался доктор Р. Квадрига. Несколько секунд он стоял, с тяжелым вниманием обозревая ряды пустых столиков, затем лицо его прояснилось, и он, резко качнувшись вперед, устремился к своему месту.

    -  Почему вы их называете мокрецами? - спросил Виктор. - Что они - мокрыми у вас стали от дождя?

    -  А почему нет? - сказал Павор. - Как их, по-вашему, называть?

    -  Очкариками, - сказал Виктор. - Доброе старое слово. Спокон веков называли их очкариками.

    Доктор Р. Квадрига приближался. Спереди он был весь мокрый, вероятно, его отмывали над раковиной. Выглядел он утомленным и разочарованным.

    -  Черт знает что, - брезгливо сказал он еще издали, - никогда со мной такого не бывало - нет входа! Куда ни ткнусь - везде сплошные окна… Кажется, я заставил вас ждать, господа. - Он упал в свое кресло и узрел Павора. - Опять он здесь, - сообщил он Голему доверительным шепотом. - Надеюсь, он вам не мешает… А со мной, знаете ли, произошла удивительная история. Всего облили…

    Голем налил ему коньяку.

    -  Благодарю вас, - сказал доктор Р. Квадрига, - но я, пожалуй, пропущу пару кругов. Надо обсохнуть.