— Великая Мойра! — воскликнул Мьолльн, не веря своим глазам. На поляне появились новые сильваны. Они начали расставлять на столе чаши с фруктами и ягодами и за десять минут приготовили пир.

— Вы можете утолить голод и жажду, — произнес Оберон, приглашая путников к столу.

Друзья расселись среди сильванов: большинство из них не говорили по-гаэльски, но сотрапезники успешно объяснялись жестами.

Оберон знаком пригласил Алею занять место рядом с ним.

— Сколько же сильванов в этом лесу? — спросила завороженная увиденным девочка.

— Мы — одно.

Ответ Оберона удивил Алею, но она не осмелилась расспрашивать дальше. У сильванов были свой язык и собственная манера изъясняться, такими их и следовало принимать. Алеа взглянула на друзей, сидевших с четырех сторон огромного стола. Все они ужинали с явным удовольствием.

Среди сильванов они чувствовали себя в безопасности, им было хорошо и уютно после пережитого под землей ужаса и треволнений последних дней.

Мьолльн без устали пихал в себя еду, чем явно веселил сильванов, — те с удовольствием подносили гному все новые и новые кушанья. Фейт радушные хозяева почти сразу попросили спеть им, и она охотно исполнила для сильванов свои лучшие песни.

Фелим и Галиад не расстались и за столом, но всячески выказывали сильванам дружеские чувства: они рассказали, какое приключение пережила их маленькая компания и почему оказалась в этом лесу. Фелим то и дело переходил на сильванский язык, между ним и насельниками Борселии чувствовалась особая связь.

Сильваны все лучше говорили по-гаэльски, они словно учились чужому языку прямо по ходу разговора.

Алеа за весь вечер не произнесла ни слова, но внимательно слушала все разговоры. Сильваны то и дело нежно улыбались девочке, уважая ее молчание. Она начинала понимать смысл слов Оберона: «Мы — одно». Сильваны совершенно очевидно делились друг с другом мыслями и знаниями, потому-то они так быстро заговорили по-гаэльски. Каждый сообщал каждому выученное слово и фразу, и дело шло в пятьдесят раз быстрее. «Везет им», — подумала Алеа.

Ближе к ночи разговоры стихли, и в лесной тишине звучала только музыка Фейт.

Наконец Оберон обратился к Алее:

— Мы можем показать тебе то, что ты ищешь.

— А вы знаете, что я ищу?

— Мы увидели это в твоем сне.

— Но я сама ни в чем не уверена!

— Ты ищешь то, что вы — люди — называете Деревом Жизни. Мы позвали тебя, потому что так нужно. Но ты должна дать нам что-нибудь взамен, девочка.

Сидевшая на другом конце стола Фейт прервала пение. Взгляды всех присутствующих обратились на Оберона и Алею.

— Я слушаю тебя, — отозвалась она.

Говоря Оберону «ты», она обращалась ко всем сильванам сразу, желая показать, что понимает их и восхищается ими.

— Ты должна будешь дать нам жизнь.

Фелим стремительно обернулся к Оберону. Алеа увидела тревогу в его глазах и улыбнулась, чтобы успокоить друида, а потом задала сильвану следующий вопрос:

— Как это так — дать жизнь?

— Ты сама поймешь, когда увидишь то, что ищешь. И однажды — очень нескоро — мы снова встретимся, и тогда у тебя будет возможность… дать нам жизнь. Обещай, что сделаешь это, и мы покажем тебе то, что ты ищешь.

— Мне трудно обещать, не понимая, но я доверяю тебе, Оберон, и если в один прекрасный день сумею подарить тебе жизнь, сделаю это — и не важно, покажешь ты мне Дерево Жизни или нет.

Сильваны зашептались, и Алеа поняла, что так они выражают свое одобрение.

— Твоим друзьям пора ложиться спать. Мы приготовили для них дом.