– От Копецкого? – спросил он резко.

– Не знаю такого, – сказал я.

– Тогда откуда?

– Из Польши.

– Давно?

– С декабря прошлого года.

Он свистнул.

– Не врете?

– Я бы мог показать вам документ, только ведь вы… – Я деликатно замялся.

– Значит, коммунист? – перебил он.

– Значит, – рассердился я.

Меня уже начинал раздражать этот допрос.

– Почему вы здесь?

Я рассказал.

– Почему‑то я вам верю, – задумался он. – Но… вы видели тайник…

Я мельком взглянул на книжку с барельефом Мицкевича на обложке.

– И письма, – с угрозой прибавил он.

– Плевал я на ваши письма! – совсем уже разозлился я.

– Тогда подождем, когда за ними придут. Они обязательно придут. Должны.

– Кто это «они»? – спросил я.

– Тсс… – прошептал он и прислушался, как‑то странно вытянув голову, совсем как Человек‑Ухо из сказки Гримм.

Я ничего не слышал: тишина, смешанная с шумом дождя за окном, окружала меня.

– Кто‑нибудь вошел? – спросил я.

– Тсс… – опять остановил он меня. – Они еще не вошли. Они без машины. Сейчас открывают дверь своим ключом. Прошли тамбур. Идут.

Все это он проговорил, почти беззвучно шевеля губами. Я услышал только слабый стук подкованных каблуков по коридору.

– Вы останетесь здесь, а я пройду за портьеру. Ни в коем случае не говорите им, где я. И не бойтесь: они не начнут со стрельбы – им нужны письма. Скажите, что они в шкатулке на диване. Хорошо?

Я кивнул. Он легко и свободно, как зрячий, прошел за портьеру, наполовину перегораживавшую комнату в ее дальнем углу. Я остался сидеть в той же позе, ожидая самого худшего.

Вошли двое в мокрых дождевиках с автоматами. Смятая фетровая шляпа у одного была надвинута глубоко на глаза, другой был черен, небрит, мокрые вихры его закручивались колечками. Он отряхивался, как вылезший из воды пес.

– Где Жига? – спросили оба одновременно.

Я понял теперь, почему слепой не удивился тому, что я поляк. Эти тоже были поляками.

– Я жду его, – сказал я первое, что пришло в голову.

Небритый оглянулся, скользнул глазами по комнате и вдруг дал короткую очередь из автомата по складкам портьеры. Я ожидал вскрика, стона, падения тела, но ничего не последовало.

Тогда оба повернулись ко мне. «Конец», – подумал я и еле выговорил:

– Вы за письмами? Они в шкатулке.

– Где?

Я показал на небольшой ящичек на диване.

– Подойди и открой, – приказал небритый.

Я подошел и дрожащими руками, уже не владея ими, открыл шкатулку. На дне ее белела стопочка продолговатых конвертов. Небритый оттолкнул меня автоматом и заглянул внутрь.

– Здесь, – сказал он и ухмыльнулся.

Больше он ничего не успел. Что‑то несколько раз знакомо щелкнуло из‑за портьеры, и почти одновременно грохнулись на пол и молчун в фетровой шляпе, и мой небритый собеседник. Я не помню, что стукнуло раньше, его затылок или выпавший из рук автомат.

– Вот и все, – усмехнулся слепой, выходя из‑за портьеры.

Он тронул ногой одного, потом другого и отдернул ее, как купальщик, попробовавший, холодна ли вода.

– А вы хорошо поработали и заслуживаете награды, – продолжал он, протягивая мне что‑то похожее на большую медную монету.