Девушка тяжело вздохнула и развела руками:

– Врач сказал, что ему нужен покой – кардиограмма опять не слишком хорошая. А вы только посмотрите, что творится в гостиной!

Она провела гостя в огромный зал, убранный с причудливой роскошью, говорившей скорее о состоятельности хозяев, чем о хорошем вкусе. Сахаи с трудом сдерживал улыбку, когда видел все эти бесчисленные вазы, пестрые ковры, сияющие хрусталем тяжелые люстры, портреты на стенах, изображающие почтенных английских придворных, которых их беспутный наследник продал, очевидно, какому то антиквару, а тот, не без выгоды, конечно, пристроил в этот все поглощающий дом.

Сам Чанхури стоял на помосте, окруженный толпой сторонников. Маленький домашний митинг был в самом разгаре. На груди триумфатора красовалась дюжина гирлянд, полученных от гостей, которые хлопали в ладоши в такт выкрикиваемым лозунгам:

– Чистый Ганг! Чистые руки! Чистые помыслы!

Сахаи поморщился, но, тут же овладев собой, широко заулыбался и с распахнутыми объятиями пошел к победителю.

– Поздравляю! – прочувствованно сказал он, прикладываясь к Чанхури, как к статуе в храме.

– Рад вас видеть, Джави! – обрадовался тот и, тряся руку гостя, со значением произнес: – Это ведь и ваша победа. Да, это победа всего нашего народа!

«Неплохо вошел в роль, – подумал Сахаи. – Можно подумать, что он и вправду хочет жизнь положить, чтобы вода в Ганге стала хоть чуточку чище!»

– Чистый Ганг! Чистые руки! – опять затянули собравшиеся.

Джави решил, что митинг пора уже закрывать, и, стащив Чанхури с помоста, громко объявил:

– А теперь нашему дорогому президенту пора отдохнуть – этого требуют врачи. Его здоровье слишком дорого нам всем, чтобы мы могли пренебрегать им.

Лицо хозяина заметно вытянулось, но с увлекавшим его в сторону спальни Сахаи было трудно бороться, тем более что за другую руку тут же взялась дочь, обрадованная неожиданной поддержкой.

– Друзья мои! – на ходу прокричал Чанхури, оборачиваясь к своим гостям. – Всех вас жду завтра на приеме здесь, в моем доме.

– Зря стараетесь, – шепнул ему на ухо Сахаи, продолжая движение к двери в спальню. – Они придут и без приглашения!

– Точно! – расхохотался хозяин. – А вот вас я приглашаю специально – с женой и сыном!

Сахаи почти втащил его в комнату и плотно прикрыл дверь.

– Ну наконец то, господин Чанхури! – осуждающе сказал врач, вставая из кресла, где, судя по стопке прочитанных газет, он провел немало времени в ожидании пациента. – Если вы не прекратите принимать толпы народа, то от вашего президентства останется только справка о победе на выборах – вас придется уложить в больницу на несколько месяцев.

Эти слова напомнили хозяину о неудачливом конкуренте, и эта ассоциация не была приятной. От Сахаи не укрылась досада, мелькнувшая во взгляде Чанхури, и он в сотый раз поразился тому, как бурно реагирует он на вполне разумеющиеся для любого политика вещи.

«Мог бы, кажется, уже привыкнуть к устранению соперника, да и успеху радоваться не столь открыто, – усмехнулся он про себя. – Очевидно, сказывается прошлое идеалиста! Хотя именно из бывших идеалистов получаются самые отъявленные негодяи. Этот ведет себя, как мальчишка, но мне то известно, насколько опасен этот милый ребенок!»

Врач уложил пациента на кровать и стал подключать к его телу датчики. Скоро мощный, прекрасно развитый торс и крепкие руки хозяина оказались сплошь опутаны тоненькими разноцветными проводочками.

– Папа, ты как баскетбольный мяч в сетке! – рассмеялась дочь.

– А у тебя одни глупости на уме, баскетболистка! – ласково ответил ей отец. – Лучше бы занималась побольше, а то одни юноши на уме.