— Да оно не то чтобы что-то серьёзное, — замялась разбитная и достаточно неплохо сохранившиеся для своих лет бабуся. — Просто приказом начальника совмещённого контроля, проштрафившихся по этой статье фискального уложения гномов надлежит штрафовать с коэффициентом два и пять.

— Вот тут не понял! — искренне опешил бывший полусотник и мало не сел на пятую точку прямо здесь, на полу, в фискальном департаменте перед окошком. — Каким-то произволом попахивает, нет? — уже абсолютно нешутливо, собравшись и всерьез нахмурившись, с угрозой в голосе заявил Бронкс.

— Мне очень стыдно перед вашим народом за этот элемент дискриминации. — Твердо ответила пожилая фемина. — Именно поэтому лично мой с вами разговор в таком тоне и имеет место. Обычно я бы вообще не стала ничего объяснять, а просто сообщила бы вам точную сумму, подлежащую оплате.

Дискриминация по расовому принципу была не то чтобы повсеместно воспрещена.

Скажем, она относилась к очень дурному тону. Ну и, с учётом обязательного священного гостеприимство орков, как народа, такая выборочная въедливость просто противоречила местной государственной политике.

Примерно это, только чуть другими словами и в иных выражениях, Бронкс вполголоса сообщил бабуле, находясь в искреннем недоумении, переходящем в желание крошить всё подряд.

Разумеется, ему была знакома местная поговорка о том, что «…каждый суслик — агроном». И на своём рабочем месте каждый начальник учиняет такие правила, какие считает нужным. В условиях монархического устройства ханства, это как минимум прямо не возбранялось, а местами так и вовсе приветствовалось.

— Это что же за блядство такое? — возмущенным шёпотом завершил изложение имевшихся претензии гном. — Получается, ваш начальник имеет какую-то особенную и свою точку зрения?! А все негласные многолетние договорённости между народами и нашими правителями уже ничего не значат?!

Бабка лишь стыдливо опустила взгляд.

— А я ведь могу и не из последней семьи там, у себя, оказаться, — приоткрыл он нешироко небольшую дверцу правды. — Я могу ведь и обидеться, а после и вовсе родне домой сообщить. Благо, Всеобщий Банк с системой сообщений через две улицы! И уже ваши, когда у нас мясо по осени сбывать будут, тоже ведь на какие-нибудь пошлины или ветеринарные ограничения натолкнуться могут!

— Милый мой, я всё это понимаю не хуже тебя, — отбросив пиетет, пожилая орчанка накрыла лапу гнома сухой горячей ладошкой. — Именно поэтому я не бездумно исполняю приказанное, а пытаюсь объясниться с тобой на личном уровне. Чтобы, если не могу отменить вредное решение, то хотя бы от него отдалиться в разговоре с тобой лично. Как с представителем твоего народа.

— И какая вожжа вашему боссу под хвост попала… — растерянно озадачился Бронкс, расшнуровывая котомку. — Как в воду глядел, с запасом денег взял. — Он со вздохом подвинул через прилавок мерные золотые слитки Всеобщего Банка.

— Хороши запасы, — по-молодому хохотнула бабуля в окне. — Ежели почти в три раза больший платёж тебя с ног не сбивает.

— А правильного горнокопытника вообще мало что с ног сбить может, — неожиданно для себя проязычился Бронкс.

— Да я сама не знаю! — посетовала служащая, принимая оплату. — Заявил, ишак драный, да при всём честном народе, что «…этим коротконогим волосатым пидарасам при нём теперь вольготной жизни не будет!». Извини, это не мои слова, — тут же подняла глаза старушка, которая, под влиянием толики откровенности Бронкса, тоже только что брякнула лишнего.

Если бы её рука была моложе хотя бы на двадцать лет, возможно, многообещающий тактильный контакт вкупе с личной приязнью и удержал бы Бронкса от дальнейшего шага.