Вспыхнувшей зелёный огонёк подтвердил: против основ государства и города конкретно этот гном ничего не замышлял. Значит, теперь можно было поговорить и о более приземленных вещах.

— А с чего ты вообще на него кинулся? Ещё и в его кабинете? — пройдя вдоль меблированной стены типового помещения, Макпал безошибочно раскрыла дверцу, за которой находились миниатюрная жаровня, маленький кофейник, небольшой заварной чайник и прочие припасы (чтоб исстрадавшиеся офицеры могли испить чаю и кофе, не выходя из служебного здания). — Ладно, меня прислали разбираться… А если б тебе так не свезло? Впрочем, твой пассаж с объявлением прилюдно о порушенном договоре был хорошим тактическим решением, — признала она.

— Спасибо всем богам, — быстро согласился Бронкс, обнимая фемину сзади, прижимаясь к ней и возлагая ладони на её выпирающие спереди сквозь рубашку полушария. — Действительно повезло.

— Почему ты просто жалобу не подал?! — Макпал в ответ на прикосновения развернулась, обняла ответно нового знакомого, утыкая его носом себе чуть повыше живота. — Ты ж не дикий. Как работает закон, должен знать. А если б орк у вас в земле таким же образом правду искать пошёл? И попутно, второй вопрос. Зачем ты высматривал у меня родинку и где это ты уже успел переведаться с моей сестрицей? Было что-то с ней? Как она там?

Абсолютно закономерный и вполне ожидаемый вопрос красавицы, как ни парадоксально, при всей своей очевидности запустил сразу несколько цепочек событий. События эти не видны были даже вооружённым глазом, поскольку происходили скорее в планах нематериальных. Результатов, однако, это не отменяло.

— Ай, что-то чаю не хочется, и кофе тоже не хочется, — невпопад выдал Бронкс.

Артефакт орчанки моментально полыхнул красным.

— Тут-то зачем врёшь? — неподдельно изумилась Макпал, хлопотавшая над заварником и успевавшая при этом поглядывать по сторонам. — Ты же меня за дуру не держишь? И когда ты пялиться на меня так стал, и дальше…

Сказать по правде, душевные порывы случались у Бронкса и ранее. Далеко не все из них были целесообразны. Ещё меньшее количество он мог вспомнить затем с благодарностью, особенно когда трезвел…

Случались в результате таких вот необъяснимых душевных устремлений и совсем непотребные вещи (и было их совсем немало).

Именно такой необъяснимый зов сердца посетил Бронкса прямо сейчас, вызывая мало не зуд во всем теле. Надо сказать, за свою жизнь он научился бороться много с чем, но только не побеждать устремления собственной души.

Беда данной несложной ситуации состояла в том, что он никогда не врал в ответах на прямые вопросы своим женщинам. Он мог не сказать, мог увести разговор в другую сторону, мог заявить в лоб: эту тему мы обсуждать не будем.

Мог даже невежливо промолчать.

Не мог только обмануть.

Вернее, соврать-то он мог, но всю жизнь отказывался это делать; потому что мужчина, врущий своей женщине, по его разумению, ногтя ломаного не стоил. То, что женщина была случайная и на один раз, ничего в его правилах не меняло.

В данный момент его незыблемый принцип совпадал с тем, что сама Макпал назвала бы оперативной обстановкой: Бронкс уже не раз отметил за последние четверть часа, что орчанка, задавая абсолютно любой вопрос, даже в процессе… к-хм… этого самого постоянно и машинально смотрела на артефакт, проверяя, правду ли ей отвечают.

По разумению Бронкса, с её стороны было глупо проверять его правдивость так часто, особенно в ситуации, когда она спрашивает его, хочет ли он так, или иначе (особенно когда речь шла о вполне определённых и деликатных физических упражнениях, когда ему и разницы то особой не было, кто из них сверху).

Однако, если даже вопрос насчёт чая не остался без внимания подруги к цвету судейского артефакта, то, начни Бронкс сейчас сочинять небылицы о незнакомстве с Нургуль, это тем более станет очевидным в ту же секунду.