— Девственница, свежая и вполне созревшая. Я…
— Хватит ее ласкать! Лучше скажи, сколько за нее хочешь, — нетерпеливо перебил его Хаджи-бей.
— Пятьдесят динаров золотом! Я купил ее несколько месяцев назад в одном караване и заплатил кругленькую сумму. Так что пятьдесят золотых динаров, благородный господин.
— Он купил меня три дня назад у двух солдат, которые меня похитили, и заплатил двадцать динаров, — неожиданно подала голос девушка.
Работорговец метнул в ее сторону яростный взгляд.
— Я даю тебе тридцать, — проговорил, усмехнувшись, Хаджи-бей. Он отсчитал монеты и швырнул их торговцу.
Взяв выручку, тот грубо толкнул девушку к Хаджи-бею:
— Ступай к своему новому хозяину, девчонка.
Но та вдруг обернулась и набросилась на работорговца:
— Я тебе сейчас глаза выцарапаю! Не смей ко мне больше прикасаться, грязный подонок!
Хаджи-бей мягко оттеснил ее в сторону:
— Успокойся, дитя мое. Твои худшие испытания позади. — Он обратился к торговцу:
— Дай мне ее одежду. С нее и так хватит унижений, чтобы еще идти голой по улицам.
Тот порылся в сундуке и достал какие-то жалкие лохмотья.
— Вор! — взвизгнула принцесса. — Где мое шелковое кимоно?! Хаджи-бей решительно отодвинул работорговца в сторону и сам запустил руку в сундук. Через минуту он достал с самого дна желто-белое шелковое кимоно. Девушка выхватила его и сразу же надела. Он повел ее с рынка к себе.
— Скажи, как зовут тебя, дитя мое?
— Я китайская принцесса…
— Я буду называть тебя Зулейка. Она недоуменно взглянула на него.
— Зулейка, — с мягкой улыбкой пояснил он, — была великой принцессой-воительницей. Амазонкой.
— И мы вернулись в Дамаск за Фирузи, — закончила свой рассказ Зулейка. — А потом прослышали о тебе и поспешили на Крит. Джанет задумчиво взглянула на своих подруг по несчастью.
— Вы уверены, что бежать невозможно? — спросила она.
— Уверены, — ответила Фирузи. — Да и зачем? Куда ты подашься? Домой нельзя. Ведь никто не поверит, что с тобой ничего не случилось после того, как ты попутешествовала по невольничьим рынкам и была наконец продана в гарем турецкого султана. Подумай сама. Люди на улицах будут показывать на тебя пальцем, и ни один уважающий себя отец не позволит своему сыну жениться на тебе. Ты состаришься, так и не узнав любви. Возможно, тебе еще доверят воспитание детей твоего брата, но и только. Кем тебя будут считать? Вроде и не служанка, но, с другой стороны, и не член семьи, достойный уважения. Зато оставшись при султане Баязете, мы будем жить в роскоши, возможно, узнаем любовь и даже родим собственных детей. Ну что? Ты по-прежнему хочешь вернуться? Джанет задумалась.
— Нет, — наконец проговорила она. — Ты права. Для нас нет дороги назад. Знаете… я слышала, что женщины в султанском гареме беспрестанно строят козни друг против друга, стремясь прорваться к ложу своего властелина. У нас с вами схожая судьба. Мы были насильно оторваны от наших родных и пережили немало горьких испытаний. Наша сила — в единстве. Пусть мы будем рабами, но ничто не мешает нам добиться власти и могущества. Предлагаю уговор: что бы ни случилось, будем поддерживать друг друга. И тогда в один прекрасный день мы, возможно, подчиним своему влиянию не только весь гарем, но и самого султана.
Зулейка и Фирузи улыбнулись ей.
— Ты взрослеешь не по дням, а по часам, Сайра, — сказала Фирузи.
— Да, — проговорила та твердым голосом. — Нет больше гордой китайской принцессы, милой дочери русского воеводы и шотландской графини Лесли. |