Шарлотта еле сдерживалась, чтобы не зарыдать от страха. Она стояла, до боли стиснув руки, совершенно равнодушная к тому, свежее на ней платье или нет и как она в нем выглядит.

— Я не хочу умирать, — она обращалась главным образом к Кохрану, но и к небесам, — мне еще предстоит столько сделать в жизни.

— Если кому-то и суждено пережить эту чуму, так это наверняка будете вы. — Кохран не смог удержаться от улыбки, слушая ее наивные доводы. — Похоже, что вы пользуетесь особым покровительством духов и добрых фей.

Типпер Дун, заболевший три дня назад, жалобно застонал во сне. Шарлотта с глазами, полными слез отчаяния, придвинула свой стул к его койке и принялась влажной губкой протирать ему лицо.

— Не умирай, не надо, Типпер! Тебе еще предстоит так много сделать в жизни… — шептала она, не отдавая себе отчета в том, что повторяет слова, сказанные ею только что Кохрану.

Она уже не в силах была бороться с истерикой и, рыдая, склонилась лбом прямо на грудь Типперу.

— Лидия, — молила она бессвязно, утратив полное представление о реальности, — о Лидия, пожалуйста, помоги нам!

Сильные руки оторвали ее от мокрой от пота и слез груди больного стюарда и заключили в надежное, безопасное кольцо. Патрик легко поднял ее, а она рыдала взахлеб, безудержно, безнадежно, уткнувшись ему в плечо, пока он выносил ее из кубрика, превращенного в лазарет.

Доставив ее в каюту, он раздел ее и уложил в постель. Она была не в состоянии проглотить ни кусочка из того, что он предложил ей, и Патрик терпеливо, по ложечке, вливал ей в рот теплый сладкий чай.

— Если бы только Лидия была здесь, — она вдруг поняла, что продолжает повторять все ту же бессвязную чушь, но ничего не могла с собой поделать, — уж она бы знала, что предпринять.

— Тише, тише, — сказал Патрик. Он лежал рядом на кровати, не выпуская ее из объятий. — Мы всего в нескольких днях пути от острова. Там ты сможешь сойти на берег, и старая Якоба присмотрит за тобой… пока ты не поправишься.

Эти слова мало что значили для Шарлотты, она поняла лишь одно: их остров уже совсем близко. И она отчаянно, как утопающий за соломинку, ухватилась за надежду добраться до него.

Проспав до середины следующего дня. Шарлотта почувствовала себя вполне отдохнувшей. Она даже испытала неловкость, вспомнив вчерашнюю истерику и свой неприглядный вид, в котором она предстала перед Патриком и членами команды.

Подкрепившись кусочком черного хлеба и сушеными фруктами, она оделась и направилась в кубрик к больным, так как знала, что, если она хотя бы на время не подменит Кохрана, у бедняги не будет возможности ни поесть, ни отдохнуть, а он был сейчас на судне слишком важной персоной.

Однако в кубрике она обнаружила не старпома, а самого капитана. Он сидел возле койки одного из больных на жестком стуле с прямой спинкой, спрятав лицо в ладонях.

Шарлотта встала позади Патрика и осторожно погладила его по плечам. Она понимала его отчаяние, понимала, что он именно себя считает виноватым в каждой смерти, постигшей сто команду.

— Это не твоя вина, — мягко попыталась она его урезонить.

Он вскочил со стула, словно ее пальцы жгли ему кожу, и отшатнулся. Патрик по-прежнему не смотрел в ее сторону, а Шарлотте ужасно хотелось заглянуть ему в лицо.

— Мы вот-вот будем у острова, — дрожащим от жалости голосом сказала она, пытаясь внушить ему ту же надежду, что так поддержала ее накануне.

— Завтра, — подтвердил он, отмахнувшись от нее, как от надоедливой мухи. — Но я не покину корабль, пока хоть один из моих матросов будет оставаться на борту, а это может затянуться на несколько недель.