— Вы обратились не по адресу, — сказал Гранцов, заметив, что в буфете появился опер Петренко. — Можете писать заявление. Все равно вам всем придется писать заявление. «Прошу принять меры к гражданину Гофману, в девичестве Вязинскасу, который такого-то числа обманным путем похитил у меня…»

— Не надо никаких заявлений, — сказал Петренко. — Ваш босс никому не давал никаких денег. Никакого шантажа тоже не было. Он еще не знает, что именно случилось на выездной сессии, но погибшие не имеют никакого отношения к Институту.

Он устало опустился на свободный стул, без спросу взял чашку Восьмой и залпом выпил ее кофе.

— Я могу от вас позвонить? — спросил Добросклонов Восьмую. — У меня есть еще пара приятелей на нашем телевидении. Завтра об Институте будет знать весь мир. Это будет бесплатная реклама.

— Никакой рекламы не будет, — сказал опер. — Считайте, что мы ничего не видели. И здесь нас тоже не было.

— Считайте, что я вас не слышал, если вас здесь не было, — высокомерно ответил Гошка. — У меня есть еще приятель в Норвегии. Он, между прочим, работает на Рейтер. Так что держитесь, ребята. Да я и звонить не буду. Вот сейчас как сяду за компьютер, как залезу в Интернет, как закричу на весь мир… Кстати, а как насчет таблеток, которыми пичкают бедных наркоманов? Откуда в институте наркотики? Тут можно так хорошо копнуть, такое выйдет дело…

— Ничего не выйдет, — сказал Петренко. — Я своими глазами видел подпись на очень красивой бумажке. Первый раз в жизни видел правительственный бланк. Никто не тронет Институт, пока у них есть такая бумажка.

— Интересно, сколько она стоит? — спросил Керимов.

— Наверно, пару чемоданчиков, — сказал Гошка.

— Зря мотались, — проворчал Поддубнов. — Только бензин пожгли…

— Ах, так, — сказала Восьмая. — Поехали.

Глава 32. Везунчик. Последняя баня

Везунчик был на отдыхе за границей один-единственный раз, провел там всего неделю, и то, не выходя из отеля. И вообще, какая ж это заграница — Греция? Ездил он туда просто, чтобы отсидеться, и ту неделю можно было бы вычеркнуть из жизни, если б он не встретил в ночном отеле эту дуру. Дура подсказала ему сладкую тему, так что хоть какая-то польза от той заграницы все же была. Но с того раза он зарекся, и уже никогда не пересекал госграницу ради отдыха.

Его не задевало то обстоятельство, что людишки, которые были в сотни раз беднее его, свободно перемещались по миру — Канары, Таиланд, Майами… Какие там Канары? Он привык отдыхать в Карелии или в Сочи, а когда надо было отлежаться, находил приют у кавказских друзей. Правда, в последнее время он предпочитал Таджикистан. Во-первых, там у него были свои дела, а во-вторых, уж в Таджикистане-то его точно никто не мог бы достать. Да, там не было аквапарков и стриптиза. Там много чего не было. Ну и что? Человеку нужно немного — чистая вода, свежий воздух, просторное небо и здоровая пища. Вот и все. Не считая, конечно, бани.

Без бани Везунчик не мог. Лучшая банька была в его доме на Чудском озере. Веники хранились там особым способом — в стогу. Слой сена, слой веников, слой сена, слой веников… Запустишь руку в мягко-колючее сено, нащупаешь ручку, обмотанную бинтом, и плавно вытянешь благоухающий плоский веничек, любовно связанный из трех сортов веток. Ветки срезали в особой рощице в строго определенное время, после Троицы, на растущей луне. Таких веников нигде не найдешь.

В московской квартире у него была сауна. С маленьким бассейном, который все время протекал, из-за чего пришлось купить другое жилье соседям снизу.