|
Гарри перенёс туда своё имущество за один-единственный раз. Потом сел на кровать и осмотрелся. Почти всё вокруг было поломано. Месяц назад купленная видеокамера валялась на игрушечном танке, которым Дудли как-то переехал соседскую собаку. В углу пылился первый личный телевизор Дудли, разбитый ногой за то, что отменили любимую передачу. Здесь же стояла большая птичья клетка, где раньше жил попугай, которого Дудли сменял в школе на настоящую пневматическую винтовку, лежавшую теперь на верхней полке с погнутым дулом — Дудли на нём неудачно посидел. Остальные полки были забиты книгами — и только книги выглядели нетронутыми.
Снизу доносился рёв Дудли — он орал на маму: — Не хочу, чтобы он там жил… Это моя комната… Выгоните его… Гарри вздохнул и растянулся на кровати. Ещё вчера он отдал бы что угодно за эту комнату. Сегодня же он предпочёл бы чулан — и письмо.
Наутро за завтраком все вели себя непривычно тихо. Дудли был в шоке. Он вопил, колотил отца палкой, пинал мать, притворялся, что его тошнит, и даже разбил черепахой стекло в парнике, но комнаты обратно не получил. Гарри вспоминал вчерашний день и проклинал себя за то, что не прочитал письмо в холле. Дядя Вернон и тётя Петуния мрачно переглядывались. Принесли почту. Дядя Вернон, явно старавшийся быть с Гарри полюбезней, послал за письмами Дудли. Тот направился к двери, колотя по чему попало своей палкой. Затем раздался крик: — Ещё одно! Бирючинная улица, дом № 4, Маленькая комнатка, мистеру Г. Поттеру… Дядя Вернон с задушенным хрипом выпрыгнул из-за стола и понёсся по коридору; Гарри — за ним. Дядя Вернон повалил на пол Дудли, чтобы силой вырвать письмо, а Гарри, ухватив дядю за шею, старался оттащить его от Дудли. Через несколько минут беспорядочной потасовки, в которой каждому изрядно досталось палкой, дядя Вернон наконец выпрямился, отдуваясь и победно сжимая письмо в руке. — Вон к себе в чулан… то есть в комнату, — просипел он, обращаясь к Гарри. — Дудли, уйди… уйди, говорю. Гарри кругами ходил по новому обиталищу. Кто-то знал не только о том, что он переехал, но и о том, что он не получил первого письма. Наверняка они напишут ещё! А уж он постарается, чтобы письмо дошло. У него созрел план.
Утром старый будильник прозвенел в шесть утра. Гарри скорее выключил его и бесшумно оделся. Главное — никого не разбудить! Не зажигая света, Гарри прокрался вниз. Он решил дождаться почтальона на углу Бирючинной улицы. Он на цыпочках шёл по тёмному коридору, и сердце его колотилось как бешеное… — А-А-А-А-А-А-А-А-А! От ужаса Гарри подпрыгнул; он наступил на что-то большое и мягкое на коврике у двери — что-то живое! Наверху зажёгся свет, и Гарри, к своему ужасу, понял, что большим и мягким было дядино лицо! Дядя Вернон ночевал под дверью в спальном мешке, чтобы помешать планам племянника. Целых полчаса дядя орал на Гарри, а затем велел принести ему чашку чая. Гарри безутешно поплёлся на кухню. Вернувшись, он обнаружил, что почту уже доставили — прямиком дяде на колени. Гарри разглядел целых три конверта, надписанных изумрудными чернилами. — Это мне… — начал было он, но дядя Вернон демонстративно изорвал письма в клочья. В тот день дядя Вернон не пошёл на работу. Он остался дома и заколотил прорезь для писем. — Понимаешь, — объяснял он тёте Петунии сквозь гвозди во рту, — если они не смогут их доставить, то прекратят и присылать. — Не уверена, Вернон. — Мы не знаем, Петуния, как поведут себя эти люди — их мозги работают не как у нас, — сказал дядя Вернон и ударил по гвоздю куском фруктового кекса, который только что принесла ему тётя Петуния.
В пятницу Гарри пришло ни много ни мало двенадцать писем. |
