— Подъём! — верещала она.

Гарри услышал, как она прошла на кухню и брякнула сковородкой о плиту. Он перекатился на спину и попробовал вспомнить свой сон. Хороший такой сон. Будто бы он летал на мотоцикле. Кажется, прежде ему такое уже снилось.

Тётя снова оказалась за дверью.

— Ну что, встал? — грозно прокричала она.

— Почти, — отозвался Гарри.

— Шевелись! Надо приглядеть за беконом. Пригорит — убью! В день рождения Дудли всё должно быть идеально.

Гарри застонал.

— Что? — рявкнула тётя Петуния из-за двери.

— Ничего, ничего.

У Дудли день рождения — как это он забыл? Гарри сонно вывалился из постели и стал искать носки. Те оказались под кроватью, и Гарри надел их, сначала вытряхнув паука. Пауков он не боялся, привык: в чулане под лестницей их водилась тьма-тьмущая, а как раз в чулане Гарри и спал.

Одевшись, он пошёл через холл на кухню. Стола практически не было видно под коробками и свёртками. Похоже, Дудли, как и хотел, получил в подарок и новый компьютер, и второй телевизор, и гоночный велосипед. Зачем ему гоночный велосипед, оставалось для Гарри загадкой: толстяк Дудли терпеть не мог шевелиться — разве лишь затем, чтобы кому-нибудь вмазать. Боксёрской грушей чаще всего служил Гарри — если, конечно, его удавалось поймать. По виду не скажешь, но бегал Гарри очень быстро.

Возможно, из-за жизни в тёмном чулане Гарри был маловат и щупловат для своего возраста. А выглядел ещё мельче и худее, поскольку всегда донашивал старую одежду за Дудли, большим и толстым, крупнее Гарри раза в четыре. У Гарри было худое лицо, острые коленки, чёрные волосы и ярко-зелёные глаза. Он носил круглые очки, перемотанные посередине скотчем — оправа часто ломалась, потому что Дудли то и дело бил Гарри по носу. В собственной внешности Гарри нравился один лишь тонкий шрам на лбу — в виде зигзага молнии. Шрам у него был, сколько он себя помнил, и, едва научившись говорить, Гарри первым делом спросил тётю Петунию, откуда тот взялся.

— Это из-за аварии, в которой погибли твои родители, — ответила тётя Петуния. — И не задавай дурацких вопросов.

Не задавай дурацких вопросов — первое правило спокойной жизни дома Дурслеев.

Дядя Вернон вошёл в кухню, когда Гарри переворачивал бекон.

— Причешись! — рявкнул дядя вместо утреннего приветствия.

Примерно раз в неделю дядя Вернон взглядывал на Гарри поверх газеты и кричал, что мальчишке надо подстричься. Гарри стригли, наверное, чаще, чем всех остальных мальчиков в классе, вместе взятых, но толку не было никакого, ибо так у него росли волосы — во все стороны.

Когда на кухню в сопровождении мамы явился Дудли, Гарри уже бросил на сковородку яйца. Дудли был очень похож на дядю Вернона: такое же крупное розовое лицо, отсутствие шеи, те же водянистые голубые глазки и густые светлые волосы, ровной шапкой облеплявшие большую толстую голову. Тётя Петуния называла Дудли ангелочком — Гарри звал его «шпиг надел парик».

Гарри расставил тарелки с яичницей, что оказалось непросто; на столе почти не было места. Дудли тем временем подсчитал подарки. Лицо его помрачнело.

— Тридцать шесть, — сказал он, поглядев на родителей. — На два меньше, чем в прошлом году.

— Котинька, ты забыл посчитать подарочек от тёти Марджи, видишь, вот он, под большой коробочкой от мамули с папулей.

— Ну хорошо, тридцать семь. — Дудли побагровел.

Сообразив, что грядёт истерика, Гарри стал торопливо глотать бекон, а то как бы Дудли не перевернул стол.

Тётя Петуния, очевидно, тоже почуяла опасность и затараторила:

— И мы купим тебе ещё два подарка, когда пойдём гулять, да? Как тебе такое, пончик? Ещё два подарочка.