Гэрриет проснулась от дребезжания стекол. Поднялся сильный ветер, и ветки стучали в окно ее спальни. Она разглядывала желтую цветастую занавеску над своей кроватью, и губы ее сами расползались в улыбке. Уильям с каждым днем радовал ее все больше, да и с детьми Кори они теперь гораздо лучше понимали друг друга. В ногах храпел верный Севенокс. Гэрриет еще раз внимательно прислушалась к собственным ощущениям. Что ж, возможно, она не безумно счастлива здесь, но все же гораздо счастливее, чем раньше.

— С днем рождень-я те-бя!.. — перевирая мотив, затянул детский голосок. — С днем рожде-ни-я, Гарри-ет, с днем рожденья те-бя!

Не сводя глаз с подноса, на котором, рядом с кусочком поджаренного хлеба, покачивались вареное яйцо, чашка кофе и букетик золотистых нарциссов, Шатти прошла от двери до самой кровати Гэрриет.

— Шатти, милая ты моя! — выдохнула Гэрриет. — Давай поставим кофе на столик. — И она сняла дрожащую чашку с подноса.

— Папа уже накормил Уильяма, — сказала Шатти, — и сейчас тоже придет сюда со всеми подарками. Гэрриет, а почему ты плачешь?

— Папа, а Гэрриет плачет, — сообщила она, когда в дверях появился Кори с Уильямом на руках. Из-за плеча Кори выглядывала миссис Боттомли.

Спустив Уильяма на пол, Кори поднял голову и взглянул в полные слез глаза Гэрриет.

— Ее дело, — сказал он. — Это ее день рожденья, черт побери, и она имеет право делать все, что ей заблагорассудится. Севенокс, ну-ка брысь с постели!

— Дайте ей хоть халатик накинуть, — проворчала миссис Боттомли, оглядывая полупрозрачную ночнушку Гэрриет. — С днем рожденья тебя, милая!

Разворачивая пакеты с подарками, Гэрриет не могла поверить своим глазам. Амброзия с Тритоном «подарили» ей шелковую блузу горчичного цвета. Севенокс оказался на мели и «подарил» всего-навсего точилку для карандашей, Шатти — коробку шоколадных конфет, в которой уже не хватало нескольких штук.

— Я же должна была проверить, хорошие они или нет, — пояснила Шатти.

Джон вручил ей горшок с бордовой цинерарией, выбранной им самостоятельно и купленной на собственные карманные деньга, а миссис Боттомли преподнесла широкий ярко-розовый мохеровый палантин: она связала его сама, чтобы Гэрриет одевалась теплее, а не ходила в чем придется. Кори подарил ей серый бархатный блейзер с черными отворотами и светло-серое платье из ангорки.

У Гэрриет перехватило дыхание.

— Какое красивое, — прошептала она. — У меня в жизни не было таких красивых вещей.

— Честно говоря, я уже видеть не могу это твое тоненькое пальтишко, — буркнул Кори.

— Папа любит делать подарки, — радостно сказала Шатти. — А дарить их теперь некому, мамы ведь нет.

Позавтракав в постели, Гэрриет встала и пошла искать Кори. Он стоял возле стола у себя в кабинете и просматривал написанное вчера.

Гэрриет откашлялась.

— Кори, — заливаясь краской, начала она. — Я просто хотела поблагодарить вас, то есть тебя… за то, что мы с Уильямом так счастливы у вас, и за все эти прекрасные подарки. На самом деле я, конечно, ничего этого не заслуживаю: один Севенокс чего стоит, не говоря уже обо всех телефонных звонках, о которых я забыла тебе сообщить…

Привстав на цыпочки, она быстро чмокнула его в щеку и почти бегом устремилась к двери.

— Во класс! — послышался восхищенный голос Шатти из коридора.

С приближением вечера Гэрриет все больше волновалась. Она потерпела полное фиаско в баре для одиночек, так с какой стати рассчитывать на то, что с охотниками у нее дела пойдут лучше? Главное — не путать гончих с ловчими, думала она.