— Мне жарко, — сказала Щатти. — Почему ты не дала мне надеть бальное платье?

— Шатти, я тебе сто раз говорила… — начала Гэрриет.

— Не сто, а только два.

— Не груби Гэрриет, — сказал Кори.

Некоторое время ехали молча.

— Дождик, дождишко, — запела Шатти. — У деда одышка. Дед лежит, не может встать, надо доктора позвать. Доктор дернул за шнурок, обвалился потолок!..

Дети залились радостным смехом, — Доктор дернул за шнурок… — опять затянула Шатти.

— Помолчи! — приказал Кори.

— Ой! А Севенокс на меня наступил!

— Давайте остановимся, купим чего-нибудь вкусненького, — сказал Джон. — В Гаргрейве есть классный магазинчик.

Они обогнали нескольких всадников, неторопливо трусивших на сборы, и скоро влились в поток легковых автомобилей и фургонов с лошадьми.

Наконец Кори съехал на обочину и заглушил мотор.

— Тритона можно взять с собой, — сказал Кори, захлопывая дверцу перед самым носом у Севенок-са. — А этого злодея я даже не рискну выпустить без поводка.

— Пускай хоть чуть-чуть подышит свежим воздухом, — сказала Гэрриет и приспустила оконное стекло.

Кори пошел разыскивать своих лошадей, а Гэрриет, вместе с Шатти и Джоном, направилась прямо в деревню. Охотники собирались на большой треугольной лужайке, с серыми домиками по краям. Чуть в стороне, в зарослях вербы и лещины, шумел ручей, на церковном кладбище уже желтели бутоны нарциссов.

Всадники седлали своих лошадей и обменивались новостями. Кругом стоял одуряющий запах свежетоптанной травы и лошадиного пота. Из лошадиных платформ доносилось беспокойное ржанье, на задних сиденьях автомобилей лаяли охотничьи терьеры.

По дороге им встретилась Арабелла Райд-Росс, которая, надо сказать, выглядела сегодня весьма неважно. Так ей и надо, злорадно подумала Гэрриет. Нетерпеливо пощелкивая кнутом по сапогу, Арабелла озиралась в поисках своей лошади. Чуть поодаль Гэрриет заметила Билли Бентли: он, в отличие от Арабеллы, производил сегодня гораздо более благоприятное впечатление, чем накануне. В красной куртке и вельветовой черной кепке, удачно оттенявшей мышиные пряди, он гарцевал на могучем сером в яблоках жеребце, который явно не желал стоять на месте. Тут же был и Чарльз Мандер: он то и дело прикладывался к фляге, глазел на девушек и одновременно следил за тем, как его гнедого сводят с платформы.

Гэрриет собиралась проскользнуть мимо них незаметно, но тут Шатти предательски бросилась вперед.

— Привет, Чарльз!

Он обернулся.

— Привет, Шатти. Как жизнь?

— Хорошо. А почему ты к нам больше не заходишь? — И, обернувшись к Гэрриет, пояснила:

— Когда мама жила с нами, он все время заходил и дарил нам подарки.

— Привет, прелестная нянюшка, — сказал Чарльз.

Гэрриет постаралась изобразить на своем лице полнейшее равнодушие, но изобразила, по-видимому, надутую чопорность.

— Мне уже пять, — сообщила Шатти. — А раньше мне было четыре.

— Раньше мне тоже было четыре, — сказал Чарльз.

— А моему папе двадцать один, — сказала Шатти.

Чарльз хмыкнул.

— Жаль, что мои дети про меня такого не рассказывают.

— А у меня скоро будет настоящий велосипед, с двумя колесиками по бокам, — похвасталась Шатти.

— Мне бы кто приделал такие колесики по бокам, — вздохнул Чарльз.

Он подошел к Гэрриет и, ласково поглядывая на нее уже подозрительно блестящими голубыми глазами, сказал:

— Послушайте, я, конечно, очень смутно помню, что было вчера вечером, но у меня такое ощущение, что я наговорил вам чего-то лишнего.