Эти слова привели Эбнера в ужас, и он снова принялся упрашивать юношу:

– Кеоки, даже в минуту смерти не надо так богохульствовать, ведь Господь по-прежнему любит тебя.

– Ваш Бог посылает нам только эпидемии, – не переставая дрожать, буркнул Кеоки.

– Я буду молиться за тебя, – печально ответил Эбнер.

– Теперь уже слишком поздно. Вы никогда не хотели, что бы я принадлежал вашей церкви, – и умирающий алии об лил себе лицо прохладной водой.

– Кеоки! – чуть не плакал миссионер. – Ты умираешь. Так помолись вместе со мной за свою бессмертную душу!

– Кейн защитит меня, – упорствовал молодой мужчина.

– О нет! Нет! – запричитал Эбнер. но в то же мгновение сильная рука ухватила его за плечо и начала увлекать прочь от песчаной могилы.

Эбнер повернулся и увидел одноглазого Келоло, который тихо обратился к священнику:

– Ты должен оставить моего сына в покое. Он хочет остаться наедине со своим богом.

– Нет! – страстно воскликнул Эбнер. – Кеоки, ты будешь молиться со мной?

– Я начинаю свое путешествие во тьме, – издалека донесся уже слабеющий голос гавайца.

Прилив принес свежую холодную воду к его ложу, и в этот момент Эбнер сам впрыгнул в неглубокую яму и схватил своего друга за руки:

– Кеоки, не умирай в темноте. Мой дорогой брат…

Но алии отпрянул от священника и закрыл лицо руками.

– Уберите его отсюда! – грубо выкрикнул он. – Я умру со своим богом. Келоло потащил упирающегося Эбнера с пляжа.

Когда эпидемия стихла, Эбнер и Иеруша вернули мальчика во дворец. Маленький Келоло выздоровел и счастливо улыбался. Ноелани приняла младенца и хладнокровно начала рассматривать его:

– Этот человек будет последним из алии, – с грустью предсказала она. Но так, может быть, даже и лучше. Ведь ещё одна такая эпидемия, и мы все погибнем.

– Ноелани, – тихим голосом начал Эбнер, – ты же хорошо знаешь о том, что мы с Иерушей любим тебя больше, чем всех остальных. И для Бога ты тоже очень дорога. Хочешь ли ты вернуться в церковь?

Высокая грациозная женщина молча выслушала эти слова и для себя уже решила принять их, поскольку она никогда не воспринимала кахун всерьез. Но когда она вспомнила об умершем брате и муже, то изменила свое решение, и теперь оставалась непреклонна.

– Если бы вы были наполовину так добры и внимательны к Кеоки, как ко мне, – с горечью заметила Ноелани, – он сейчас был бы жив.

И тогда всем стало совершенно очевидно, что она никогда не вернется в церковь, по крайней мере в церковь Эбнера Хейла.

* * *

Однажды утром, в самом начале года, когда доктор Уиппл, наконец, пришел в себя после страшной эпидемии кори, к нему на улице подошел незнакомый матрос и обратился со словами:

– Скажите, вы и есть доктор Уиппл?

– Да, это я, – подтвердил Джон.

– Мне было велено передать вот это вам лично в руки, – объяснил моряк, вручая Уипплу конверт с письмом.

– А откуда вы? – поинтересовался Джон.

мС "Карфагенянина". Мы стоим в Гонолулу.

Уиппл быстро, хотя и с нехорошим предчувствием, вскрыл конверт, в котором обнаружил короткую записку:

"Уважаемый доктор Уиппл! Вы человек разумный и мудрый. Можете ли вы сделать так, чтобы Эбнера и Иеруши Хейл не было в Лахайне в течение недели? Я собираюсь построить им дом. Ваш верный друг, Рафер Хоксуорт".