Луций, явно не ожидавший такого ответа, теряется.

— Сеньор Луций, — я смотрю на префекта. — Скажу коротко: моя сестра дело говорит. У нас молодой род, мы крепнем и развиваемся сами как на дрожжах. А рост через договорной брак…скажем так, пока рановато. Может быть, потом, когда свои силы иссякнут, лет эдак через пятьсот.

Морозов не сдерживает ухмылки, а покрасневший Луций выцеживает:

— Что ж, я понял вас, Данила Степанович. Тогда наш разговор закончен?

— Выходит, что так, — развожу руками в стороны. — Спасибо за то, что заглянули, сеньор.

— Спасибо за гостеприимство, граф, — чуть ли не рычит багровый Луций, сжав подлокотник кресла. Мужик явно не умеет проигрывать, особенно в амурных делах.

Луций и Морозов прощаются со мной и Катей и, наконец, уходят. В гостиной я задерживаюсь возле вазы с цветами, оставленной префектом.

— Катя, я забираю эту вазу, — говорю решительно. — Она явно опасная.

Сестра слегка нахмуривается, но лишь кивает.

— Конечно, брат. Она всё равно стремная какая-то.

Я протягиваю руку и пытаюсь прощупать вазу энергощупами, но ничего подозрительного, кроме магического потока для очищения воздуха, не нахожу. Странно. Если это действительно ловушка, она искусно замаскирована.

Достаю телефон и набираю Юпитерского. Он отвечает почти сразу:

— Конунг Данила, вы уже приняли решение?

— Да, отказался, — говорю я без лишних предисловий. — Но есть ещё кое-что. Луций оставил вазу с узором: крест внутри ромба. Утверждал, что она очищает воздух. Типа увлажнителя.

На другом конце линии повисает короткая пауза. Затем Юпитерский говорит, его голос становится серьёзным:

— С узором… С ручками по бокам?

— Ага.

— Понял. Луций соврал. Эта ваза опасна. Она медленно отравляет кровь, делая человека более внушаемым.

Вот это уже интереснее. Пакость я и ожидал, так что не удивился. Но осведомленность Юпитерского открывают совсем другой горизонт.

— Что⁈ Не может быть! Вот же паскуда! — притворно сокрушаюсь. — Как он посмел…! А откуда вы знаете её свойства? — спрашиваю я, стараясь сохранить возмущенный тон.

— С древних времен ваза хранилась в архиве нашего Капитолийского холма, — отвечает Юпитерский неохотно. — Луций как-то получил её за одно достижение, но я не могу раскрыть подробности.

Я задумчиво киваю, хотя он не видит. Значит, ваза действительно имеет храмовое происхождение. Ну, Юпитерский, вот ты и сдал себя с потрохами. Всё интереснее и интереснее.

— Ясно, — говорю. — До свидания, Ваше Преосвященство.

Я остаюсь наедине со своими мыслями. Вообще это хорошая новость. Почему? Нашлись же монахи! Вот почему! Если ваза была из архива Юпитерского, значит, Капитолийский холм может быть связан с иномирскими монахами из Обители Мучения. И не исключено, что сам Юпитерский имеет к ним какое-то отношение. Похоже, он пытается манипулировать мной, святоша липовый. Если так, то Юпитерский заслужил лоботомию.

С другой стороны, сволочь Луций — сейчас первостепенная цель. Он хотел затуманить мозг моей сестры, а значит ему кранты. Я ему гортань вырву. Да, без изысков, очень примитивно, что мне обычно несвойственно, но вот хочется просто вырвать гортань сволокету, пытавшемуся отравить мою сестру. Можно, а?

Я достаю мобильник и набираю Юрия Морозова. Не время для церемоний, да и настроение у меня соответствующее. Юрий отвечает почти сразу, на фоне слышится негромкий гул голосов.

— Юрий, — говорю я прямо, без лишних предисловий, — Луций — мразь. Он пытался отравить Катю через магическую вазу. Пакостная вещица, специально затуманивающая разум.

— Это точно, Данила?

— Я предоставлю тебе доказательства, князь.