— Вы заметили, откуда в вас стреляли, Лебовский? — спросил Кащеев.

— С галереи второго этажа, насколько я понял, — ответил я. — Ну либо там чуть выше есть вентиляционные отверстия или что-то подобное.

— Какое расстояние от стрелка до вас приблизительно было? — спросил Кащеев.

— Метров десять максимум, — ответил я, уже понимая, к чему он клонит.

— Вы бы промахнулись? — Кащеев иронично улыбнулся и приподнял бровь.

— Нет, — я покачал головой. — Ну, разве что был бы пьян, оружие сломанное или…

— Я надеюсь, вы не отказываете мне в наличии мозгов? — Кащеев засмеялся. — Вы же не думаете, что я отдал указания криворукому слепому стрелку, которого предварительно еще и напоил?

Я молча опустил глаза в пол. Вообще-то он был абсолютно прав во всем. И я, если бы хоть немного подумал, то тоже обратил внимание на эту вот несообразность. В городе меня, будем честны, никто не преследовал, я накрутил себя полностью сам.

— Но зачем? — спросил я.

— Ты избавился от доппельгангера? — Кащеев пристально посмотрел мне в глаза.

— Да, — честно ответил я.

— Вот и ответ, — Кащеев пожал плечами и повернулся, чтобы уйти.

— Подождите, — я придержал его за плечо. — Но логика-то где?

— Жизненный опыт, дорогой друг, жизненный опыт, — Кащеев похлопал меня по плечу, вежливо кивнул и удалился.

— Понятно, аудиенция окончена, — буркнул я. — Что он имел в виду, Владимир Гаевич?

— Хотел бы я точно это знать, — Ларошев хмыкнул. — Хотя, мне кажется, я понял. Он добился того, чтобы ты считал, что тебя все бросили, и ты остался со своей проблемой один на один. В прошлые разы собралась комиссия, студента всячески поддерживали и показывали, что он не один, что лучшие умы университета на его стороне. И в результате все они кончили одинаково. С пулей в голове, потому что другого выбора не осталось. А господин Кащеев у нас известный адепт индивидуализма. Он считает, что наилучшие результаты человек показывает только когда подсознательно рассчитывает только на себя.

Ларошев оглянулся в ту сторону, куда ушел Кащеев.

— Однако даже с учетом того, что я сейчас сказал, — Ларошев несколько раз качнулся с пяток на носки, — я бы не рассчитывал, что этот человек однозначно на вашей стороне, Лебовский. Если бы вы не справились, он бы с легкостью нашел для ректора объяснение, почему вас необходимо было списать в расход.

— Я уже понял, — усмехнулся я, вспомнив крохотный пистолет в руках у Феодоры.

— Теперь давайте вернемся к делу, — оживился вдруг Ларошев. — Значит так, я набросал для нас первоначальный план действий. Кое-какие пункты требуют дождаться распоряжений господина ректора, но кое-что мы с вами можем сделать самостоятельно. Например, я взял на себя смелость записать вас как одного из участников завтрашнего собрания попечителей и меценатов…

— О, точно! — сказал я. — Совсем забыл про него! Но к этому же надо готовиться? Выступление, там…

— Вообще-то мне все равно, как вы там выступаете, — Ларошев поморщился. — Просто это прием, на котором соберутся самые богатые и влиятельные люди. Ну или их представители. Мне туда хода нет, по крайней мере до тех пор, пока факультет не восстановят, а вот вы имеете возможность находиться там вполне легально. Разговаривать, общаться… Понимаете меня?

— Подыскать первых клиентов? — спросил я.

— Ну… — Ларошев подмигнул. — Я бы не сказал, что нам с вами нужны именно клиенты. Нужна информация. Быть может, у кого-то дед сгреб драгоценности супруги в шапку и где-то закопал… А у кого-то дядя промышлял на большой дороге, а куда дел награбленное, до исх пор непонятно.