Потом выругался, на сей раз уже вслух. — Чума и проказа… То есть они тоже нет… Тут какое-то недоразумение, господин…
— Йежин! — прокричала золотоволосая, покрасневшая, как свекла, трактирщица. — Стрелять с Лендой в… О Боже!
Збрхл тоже хотел что-то сказать, но встретился взглядом с Петункой, глаза у него сделались масляными, и он ничего не сказал. Дебрен выругался — снова мысленно, не без труда выдавливая из головы капля за каплей картинку, близкую к той, что явно привиделась ротмистру.
— Мы все время говорим о грифоне. — Ленда, о диво, оказалась самой хладнокровной из присутствующих. Правда, щеки у нее порозовели, но по сравнению с хозяйкой она казалась почти бледной. — И о его грифоновой заднице. Не о Петункиной! То есть… ягодицах. Если говорить о Петунке.
— За дурака меня держите?! — снова вспыхнул Йежин. Никто не произнес ни звука. — Или за глухого? Я трижды в неделю уши мою, как и все прочие! Ради тебя! — повернулся он к беспалицево шокированной супруге. — За дровами в лес гоняю, пусть там если не грифон, так волколак или упырь… Последние гроши на свечи тратим!
— Свечи? — Ленда неуверенно глянула на золотоволосую и быстро отвела глаза.
— Я все понимаю! Ты нимфофилка…
— …манка, — шепотом поправила Петунка.
— Как называл, так и называю! И как я сказал, Ленду я бы тебе простил, хоть от нимфы в ней мало чего есть…
— Благодарю, господин Йежин, — с легкой горечью проворчала девушка.
— Только не заставляй меня спокойно смотреть, как моя любимая жена в моей собственной кухне каким-то особенным способом с тремя приезжими… пусть даже вообще-то приличными людьми…
Закончил он почти шепотом. Снабженный стременем конец арбалета опустился к полу, уперся в него, как это делается при натяжении. Дебрен вздохнул. Подумал, что надо бы подойти, аккуратно взять оружие из непредсказуемых рук. Петунка оказалась быстрее. Только что она стояла, словно парализованная, в полутора саженях от мужа и вот, как ярмарочный фокусник, увеселяющий толпу короткой, легко выполнимой телепортацией, оказалась в объятиях Йежина. Вернее, пожалуй, он оказался в ее объятиях.
— Дурачок дурной, что тебе в голову пришло?.. Я же тебя никогда, ну ни крошечки… Йежиночек, ну что ты?
Она не пыталась говорить тихо, не заботилась об этом. Ее голос сам опустился до шепота, потому что определенные заявления не выкрикивают что есть духу, даже когда людей только двое, а кругом глухая пустошь. Ей не мешали стоящие рядом, но как-то так вышло, что неожиданно для себя Дебрен оказался в другом углу комнаты, в проходе между восточной стеной и концом стойки. С Лендой и Збрхлом по бокам.
Они не глядели друг на друга. Ротмистр избегал смотреть на входные двери и отодвинутую от них баррикаду, на фоне которой золотоволосая женщина прижимала к груди мужскую голову, шепча что-то и перемежая слова поцелуями.
Какое-то время никто не произносил ни слова.
К счастью, они были не одни.
— Жеррребец каррррауррит у ворррот, — напомнил Дроп, усаживаясь на пустой лежанке около бочки.
Збрхл обвел угрюмым взглядом запыленные, не менее пустые полки.
— Я выпил бы, черт побери! — Он немного помолчал, затем изобразил равнодушную мину и обратился к девушке: — Заглянула бы в подвальчик, коза. Кажется, я видел там одну бутыль. Спустишься по лестнице и свернешь…
— Шею, — закончил Дебрен. — Будь последовательным, Збрхл. Ноги у нее слишком слабы, чтобы с тобой за конем ходить, а в подвал, значит, хороши?
— Я могу пойти, — пожала плечами Ленда. |