— Совсем недолго для человека, владеющего чарами. И не работала. И провинности ей не простили. Она не вышла живой из башни.
— Так вы родились в башне? — заинтересовался Йежин.
Ленда грустно улыбнулась:
— Благодарю, господин Йежин. Но я же говорила… Я уже не девчонка. Немного пораньше на свет явилась.
— Я думал, ты шутишь относительно своего возраста, — признался — кажется, искренне, — Збрхл.
— Нет. Но и тебя благодарю. И давайте покончим с этой малоприятной для женщин темой. Скажи лучше… ты начал рассказ с того ГЗМ.
— Так я не договорил? Простите. Думаю, вы и сами догадались: папенька мой сначала по голове получил, потом по заду. Он не убегал, упаси Боже, его окружили, и тогда… В общем, они отступили. Бабу схватили, ребенка… Не за что было умирать, да еще бы и те двое погибли, потому что папаня как сумасшедший топором размахивал. Попутно целую полянку в рощице вырубил. Ну, они и сбежали. Даже коням не очень крепко досталось, только тот, припаленный, в лес рванул, и его лишь под утро нашли. Не стали никого догонять. Родитель Гензы один за главного остался, а одному не управиться бы. Ну и моего сначала надо было осмотреть да перебинтовать.
— Правильно, — подхватила Ленда, избегая взгляда Дебрена. — Глуповатая молодежь над такими ранами посмеивается, но они чертовски опасны. Потому что и крови много, и быстро обмыть надо… Правильно старший Генза сделал.
— Ну, в этом-то я как раз не уверен, — поморщился Збрхл. — Такими-то уж глубокими раны не были, если отец целую полуроту бельницкого сброда разогнал. Хоть и в потемках. А потом еще верхом до самого Правда доехал. Не говорите Гензе, потому что, сдается, я дольше бы с обоими родителями пожил, если б его отец все-таки помчался догонять бельничан.
— Э?
— Потому что он, дурень, в качестве бинта использовал… пеленку.
— Что использовал? — поразилась Петунка.
— Ну, тряпку такую, которой грудничков…
— Я четверых детей на свет произвела, — просипела она. — Знаю, что такое пеленка. Просто меня удивило, откуда у кондотьера… — Она осеклась. — Ну да. Язви вас, сдуреть можно с этими мужиками… Я же спрашивала, не грудничок ли ребенок-то был. Нет, откуда! На няньку орет, грехи наши… А если пеленки — значит грудничок, об этом ты не подумал? У тебя три дочери, до каких пор ребенок в пеленках ходит?
— Пока они протекать не станут? — спросила как бы от имени ротмистра Ленда. И тут же посерьезнела. — Оставь, сестра. Он не в няньки наниматься собирается, а в солдаты. Так что не обязан в пеленках разбираться.
Збрхл, ко всеобщему удивлению, символически сплюнул.
— Ну, этого-то я как раз бы и не сказал. Солдат должен разбираться во всем, что может его убить. Значит, и в пеленках тоже.
— Убить? — недоверчиво повторила Ленда.
— Причем дважды. Во-первых, потому что ведьма Серослава их взамен пергамента дала: когда-нибудь, мол, отец ее как ассигнату солидного банка на звонкую монету обменяет. И, вероятно, поэтому он чувствовал себя обязанным так яростно защищаться: серьезный контракт, серьезный подход. Во-вторых, потому что на ней была моча того сосунка, и от нее заражение на отцовы раны пошло. Так что, если б не пеленка, он, возможно, поручения не принял бы, а приняв, не умер.
— Моча? — Казалось, Ленду это здорово потрясло, но и на других тоже подействовало крепко.
— Малоромантическая история, — криво усмехнулся Збрхл. — И никак не годится на то, чтобы с ее помощью повышать моральные устои кандидатов в рыцари. |