— Вам, что же, отдельно комбикорма привезли?
— Да нет, не привозили… — Руфа зарумянилась еще больше, — мы сами на завод съездили. Попросили. Как услышали, что завод на ремонт остановить собираются, так скорей и поехали.
— Пожаров, что ли, помог?
— Нет, мы сами…
— Где же вы машину взяли? Наши-то в разгоне были. Да и не помню, чтобы я вам машину давал.
— А мы в райкоме комсомола попросили. Наши все заняты были — тогда я в райком поехала, ребята помогли.
Савелий Петрович искоса взглянул на нее.
— Оперативно. Вы поехали, а как же птичник? Оставили на кого?
— Как — на кого? — удивилась Руфа, — Нас же шесть человек. Кто хотите остаться может.
— А корма?
— Так что ж? И корма каждая из нас может составить. У нас незаменимых нет.
Савелий Петрович усмехнулся, покачал головой:
— Видно, мне у вас, Руфа, придется поучиться организации дела. У меня вот так не выходит.
Под навесом затарахтела корморезка — Аня Горкина пришла в себя и взялась за работу. Утки понемногу вылезали из воды и медленно, вперевалку, начинали подвигаться к кормушкам. Некоторые уже стояли у кормушек и, вытянув шеи, негромко спрашивали, когда им дадут поесть.
— Сейчас, сейчас, — ответила им Руфа, — видите, товарищ директор приехал.
— У вас общий язык, как я посмотрю. — Савелий Петрович не удержался от улыбки.
— А как же, — серьезно ответила Руфа, — они все понимают.
Эта девчушка ему положительно нравилась. И что же, в конце концов, сердиться на нее? Женя сама не маленькая, и если решила остаться на птичнике, то смешно винить в этом Руфу.
— Скоро сдавать будете?
Руфа тревожно встрепенулась:
— Как — сдавать? Куда?
— Как это — куда? Ведь им около месяца, насколько я понимаю?
— Через два дня месяц, — все так же тревожно насторожившись, ответила Руфа, — только зачем же нам их сдавать? Кому?
— Кому? Вере… Впрочем, у нее свои… — Директор поморщился, вспомнив о Вере и об ее утках. — Сейчас Поля бригаду собрала. Вот ей и передадите.
Руфа упрямо покачала головой.
— Нет. Мы никому их не отдадим. Мы их до конца растить будем.
Незаметно подошла рыженькая Аня и встала, настороженно прислушиваясь. Потом появилась Клава Сухарева с мрачно насупленными светлыми бровями. Директор оглянулся на них — вон как взъерошились.
— Да что вы, порядков не знаете, что ли? — с досадой сказал он. — Ведь вам известно, что одна бригада выращивает уток до месячного возраста, а после месячного — передают другой бригаде. В первый раз слышите, что ли? Азбуку вам читать?
— Мы знаем порядки, — спокойно, с достоинством ответила Руфа, и директору стало не по себе оттого, что он повысил голос, — только мы считаем, что эти порядки неправильные.
— То есть как? — вспыхнул Каштанов, но тут же сдержался. — Кто же это вам сказал?
— Мы сами так решили, — все так же спокойно продолжала Руфа, хотя от волнения красные пятна пошли у нее по лицу. — Мы, наша бригада, будем растить своих уток до самого последнего дня. До того дня, когда их надо будет… сдавать государству. И в другую бригаду мы их ни за что не отдадим.
— Ну, знаете ли, это уже самоуправство… — начал было Савелий Петрович, но тут вступили в два голоса члены бригады — Аня и Клава Сухарева. |