— Как это?
— Например, если она слишком очевидно интересуется моим состоянием. Сначала всегда казалось, что эта женщина просто восхитительна, но позже я смотрел ей в глаза и видел там только холодный расчет.
— Но ведь и тобой тоже руководил холодный расчет, — заметила Ванда.
—Да, наверное. В этом-то и проблема. Когда я начинаю осознавать, что часть моего «я» равнодушно наблюдает за происходящим со стороны, это — конец.
— Как ее звали? — мягко спросила Ванда.
-Что?
— Ты же говоришь о какой-то конкретной женщине, верно?
— Может быть. Не важно.
«А для меня важно», — подумала девушка. Но промолчала.
— Однажды я был страстно увлечен, — продолжил он задумчиво, — а потом заметил опасность и тут же отступил. Но если бы то, что я к ней испытывал, было настоящей любовью, мое чувство самосохранения так не ощетинилось бы. В первую очередь я думал бы о том, чтобы она была счастлива, и принял бы ради этого любую боль. Потому что именно в этом — настоящая любовь.
— Но сможешь ли ты когда-нибудь найти столь совершенную женщину? — спросила Ванда.
Он с нежностью улыбнулся ей.
—Я не говорил, что она должна быть совершенной. Просто в ней должно быть нечто такое, что зацепит мое сердце. Если в ней это есть, то пусть сколько угодно раздражает меня, бесит, пусть будет неразумна и неблагоразумна — я буду ссориться с ней, смеяться над ней или вместе с ней. Может, иногда мне будет хотеться свернуть ей шею — но это не станет показателем того, что я не люблю ее. — Он замолчал и, словно внезапно очнувшись, уже другим тоном произнес:
—Я слишком много говорю.
— Нет, не слишком, — возразила Ванда. — Мне нравится тебя слушать.
Но он покачал головой и ловко перевел разговор на другую тему.
Ванде же, напротив, очень хотелось, чтобы они продолжали говорить именно о любви, но она благоразумно не стала на него давить.
До конца обеда они болтали о пустяках, но за этими пустяками таилось что-то совсем не пустяковое. Происходило что-то очень серьезное и важное. Ванда чувствовала, что воздух вокруг нее ощутимо вибрирует.
Наконец пришло время отправляться ко сну. Роберт проводил ее до купе и подождал, пока она запрется на ночь. Потом медленно пошел в свое купе, отослал камердинера и сел на постель, глядя на противоположную стену. Он ничего не видел, кроме глаз женщины, весь вечер сидевшей напротив него за столиком — то мягких и нежных, то печальных или искрящихся смехом.
Постель Ванды была уже приготовлена, и ей ничего не оставалось, как раздеться и скользнуть под одеяло. Она лежала в темноте и отчетливо ощущала, что Роберт находится очень близко от нее, за тонкой стенкой купе. От этого ей было как-то очень тревожно, и сон никак не шел.
Она прислушивалась и время от времени слышала какие-то звуки и движения, доносящиеся из-за перегородки. Ей хотелось думать, что ему также тревожно.
Спустя долгое время она наконец заснула.
Глава 7
В Вене они пересели на обычный поезд, который был совсем не похож на Восточный экспресс, и под вечер прибыли в Венецию.
Три дня они мирно бродили по прекрасному городу на воде, наслаждаясь покоем и безмятежностью. Казалось, что они нашли сундук с сокровищами, но не осмеливались открыть его из опасений, что там ничего не окажется.
В конце дня они находили какой-нибудь маленький ресторанчик и сидели там за бокалом вина до позднего вечера, а потом медленно возвращались в отель. И хотя личных тем в разговорах они не касались, в каждом из них крепло осознание некой истины — волнующей и невыразимо прекрасной.
На четвертый день они столкнулись с итальянцем, старым знакомым Роберта, и их уединению пришел конец. |