Старик ведь любит меня,
доктор, а я - между нами, конечно, - уже не успею ничем его отблагодарить.
Получается нечестно.
- Вы думаете, что скоро умрете? - строго спросил доктор.
- Думаю, что так.
- Какие будут у вас распоряжения?
- Джим Бриггс из Сакраменто - экая, право, скотина! - взял у меня
оправленный в серебро "дерринджер" и так и не вернул. А мне хотелось
подарить его вам, доктор! Скажите ему, чтобы отдал без разговоров, не
то...
- Джек, - прервал больного доктор Дюшен, с огромной нежностью беря его
за руку, - пожалуйста, не заботьтесь обо мне.
Мистер Гемлин ответил крепким рукопожатием.
- Была еще у меня булавка с брильянтом, да она в закладной лавке в
Уингдэме; деньги пошли юристу Максуэллу, чтобы добыть свидетелей для этого
дурня Гэбриеля. А когда мы с Гэбриелем прятались, я познакомился с
Перкинсом, главным его свидетелем; у Перкинса не было ни гроша, и я отдал
ему свое кольцо, чтобы он смог поскорее уехать и потом вовремя явиться на
суд. А самородок я отдал Олли, чтобы заказать золотую чашечку для детеныша
этой бешеной тигрицы, Гэбриелевой жены, госпожи Деварджес. А часы... черт
побери!.. кому же я отдал свои часы? - недоуменно промолвил мистер Гемлин.
- Не стоит раздумывать об этом, Джек! А нет ли у вас каких-либо
поручений?
- Нет.
Наступило долгое молчание. Такая стояла тишина, что слышно было, как
тикают часы на каминной полке. Потом из прихожей послышался смех. Там
сидел собрат Джека по ремеслу, сильно подвыпивший и расстроенный
профессиональными неудачами.
- Скотти совсем не умеет себя вести, шумит в порядочном доме, -
прошептал Джек. - Пусть немедленно замолчит, а не то...
Ему трудно было говорить, и фраза осталась незаконченной.
- Доктор! - Он едва шевелил губами.
- Да, Джек!
- Не... говорите... Питу... что я... надул... его.
- Не скажу, Джек.
Несколько минут оба молчали, потом доктор Дюшен осторожно высвободил
руку и положил исхудалую белую руку своего пациента поверх одеяла. Потом
тихо встал и отворил дверь в прихожую. Двое, или трое сидевших там мужчин
выжидающе взглянули на него.
- Пит, - сказал он сурово, - пусть войдет только Пит.
Старый Пит вошел, еле переступая ногами от волнения. Увидев белое лицо
на подушке, он издал вопль отчаяния, вопль, в который вместил всю
горестную душу своей расы, и рухнул на колени возле ложа. Черная щека
прильнула к белой; обе были залиты слезами.
Шагнув вперед, доктор Дюшен хотел было положить руку на плечо плачущему
старику слуге, но не успел сделать этого. С неистовой силой негр вскинул
вверх черные руки и обратил к потолку свое черное лицо, раскрыв глаза так,
словно его взору вдруг открылась синяя небесная твердь. Впрочем, возможно,
так оно и было.
- О всемогущий боже, искупающий равно своей праведной кровью и грехи
черного человека, и грехи белого! О агнец божий! Спаси, спаси моего
бедного мальчика. |