Изменить размер шрифта - +
  Старик  ведь  любит  меня,
доктор, а я - между нами, конечно, - уже не успею ничем его отблагодарить.
Получается нечестно.
   - Вы думаете, что скоро умрете? - строго спросил доктор.
   - Думаю, что так.
   - Какие будут у вас распоряжения?
   - Джим Бриггс из Сакраменто - экая,  право,  скотина!  -  взял  у  меня
оправленный в серебро "дерринджер" и так  и  не  вернул.  А  мне  хотелось
подарить его вам, доктор! Скажите ему,  чтобы  отдал  без  разговоров,  не
то...
   - Джек, - прервал больного доктор Дюшен, с огромной нежностью беря  его
за руку, - пожалуйста, не заботьтесь обо мне.
   Мистер Гемлин ответил крепким рукопожатием.
   - Была еще у меня булавка с брильянтом, да  она  в  закладной  лавке  в
Уингдэме; деньги пошли юристу Максуэллу, чтобы добыть свидетелей для этого
дурня Гэбриеля. А  когда  мы  с  Гэбриелем  прятались,  я  познакомился  с
Перкинсом, главным его свидетелем; у Перкинса не было ни гроша, и я  отдал
ему свое кольцо, чтобы он смог поскорее уехать и потом вовремя явиться  на
суд. А самородок я отдал Олли, чтобы заказать золотую чашечку для детеныша
этой бешеной тигрицы, Гэбриелевой жены, госпожи Деварджес. А часы...  черт
побери!.. кому же я отдал свои часы? - недоуменно промолвил мистер Гемлин.
   - Не стоит раздумывать об  этом,  Джек!  А  нет  ли  у  вас  каких-либо
поручений?
   - Нет.
   Наступило долгое молчание. Такая стояла тишина, что  слышно  было,  как
тикают часы на каминной полке. Потом  из  прихожей  послышался  смех.  Там
сидел  собрат  Джека  по  ремеслу,  сильно  подвыпивший   и   расстроенный
профессиональными неудачами.
   - Скотти совсем не  умеет  себя  вести,  шумит  в  порядочном  доме,  -
прошептал Джек. - Пусть немедленно замолчит, а не то...
   Ему трудно было говорить, и фраза осталась незаконченной.
   - Доктор! - Он едва шевелил губами.
   - Да, Джек!
   - Не... говорите... Питу... что я... надул... его.
   - Не скажу, Джек.
   Несколько минут оба молчали, потом доктор  Дюшен  осторожно  высвободил
руку и положил исхудалую белую руку своего пациента поверх  одеяла.  Потом
тихо встал и отворил дверь в прихожую. Двое, или трое сидевших там  мужчин
выжидающе взглянули на него.
   - Пит, - сказал он сурово, - пусть войдет только Пит.
   Старый Пит вошел, еле переступая ногами от волнения. Увидев белое  лицо
на подушке,  он  издал  вопль  отчаяния,  вопль,  в  который  вместил  всю
горестную душу своей расы, и рухнул на  колени  возле  ложа.  Черная  щека
прильнула к белой; обе были залиты слезами.
   Шагнув вперед, доктор Дюшен хотел было положить руку на плечо плачущему
старику слуге, но не успел сделать этого. С неистовой силой  негр  вскинул
вверх черные руки и обратил к потолку свое черное лицо, раскрыв глаза так,
словно его взору вдруг открылась синяя небесная твердь. Впрочем, возможно,
так оно и было.
   - О всемогущий боже, искупающий равно своей праведной  кровью  и  грехи
черного человека, и грехи  белого!  О  агнец  божий!  Спаси,  спаси  моего
бедного мальчика.
Быстрый переход