Но далее работа НКВД подвергается критике: «работники НКВД совершенно забросили агентурно-осведомительную работу, предпочли действовать более упрощенным способом, путем практики массовых арестов, не заботясь при этом о полноте и высоком качестве расследования. Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой систематической, агентурно-осведомительной работы и так вошли во вкус упрощенного порядка производства дел, что до самого последнего времени возбуждают вопросы предоставления им так называемых «лимитов» для производства массовых арестов».

Таким образом, репрессии, начавшиеся сразу же после революции 1917 г. в борьбе за власть большевиков, продолжились в борьбе за единоличную власть Сталина.

В тридцатые годы вождь истребил всех бывших и возможных противников с целью искоренения недовольства, сближения недовольных и предотвращения критики и рассуждений, назвав горстку людей, пьющих чай за одним столом, — оппозицией, а другую, сидящую за столом за рюмкой коньяка, — заговорщиками.

Репрессии изначально были рассчитаны на бывших членов партии, старых большевиков, непокорных кулаков, «бывших людей» и т. д., которых периодически сажали. Но со временем, в тридцатые годы, после громких процессов, проходивших в Москве, была создана такая система подозрительности, а Наркомат внутренних дел получил такие права, что репрессии превратились в массовые (за ерунду давали срок и страдали рядовые граждане) и уже начали выходить из-под контроля и рамок некой невидимой программы. Но в любом случае для Сталина их цель была достигнута. Во-первых, ГУЛАГ периодически получал огромный людской потенциал или, проще сказать, бесплатную рабочую силу.

Во-вторых, политикой тотального страха система заткнула рты недовольным и болтунам, объяснила вредительство и все остальные промахи власти.

В-третьих, Сталину удалось не просто уничтожить своих реальных и потенциальных противников, но и предварительно вывалять их в грязи аморальности, измены и предательства. Вождь сумел заставить поверить мир в грандиозный абсурд, а расстрелянных партийцев покаяться в никогда не совершенных ими преступлениях.

Все это нужно было той системе, над которой стоял вождь всех времен и народов. Думаю, что без репрессий и чисток Сталин не видел Советский Союз державой.

Без страха нельзя было построить мощное государство и армию, при этом сделав партию и народ послушными и преданными только ему.

7

По свидетельству чекиста А. Ведерникова, Абакумов даже пальцем подследственных не трогал: «Бывало, допрашиваешь какого-нибудь вредителя, а он врет, изворачивается, сочиняет всякие небылицы. Вот слушаешь, потом не вытерпишь и закатишь ему оплеуху, чтобы сказки не рассказывал. Бывало в моей практике и такое, чего греха таить, бывало. Молодой был, горячий. А вот Абакумов, тот нет, пальцем подследственного не тронет, даже голоса на допросах не повышал. Помню, один деятель из троцкистов так прямо измывался над ним. Развалится на стуле, как у тещи на блинах, и дерзит, угрожает даже. Мы говорим, что ты, Виктор Семенович, терпишь, дай разок этому хаму, чтобы гонор поубавил. Он на нас глянул так, словно на врагов народа. Может, и не орудовал кулаками Абакумов, но его отдел в репрессиях принимал самое активное участие!»

* * *

В марте 1931 г. после слияния секретных и информационных аппаратов как в ОГПУ центра, так и в местных органах в целях усиления агентурно-оперативой работы по активизирующим контрреволюционным элементам города и деревни, а также улучшения постановки дела политинформации путем использования данных не только Инфсети города и деревни, но и данных, получаемых в результате оперативной деятельности, были организованы секретно-политические отделы ОГПУ в составе 4-х отделений. Первое отделение называлось «рабочим». Оно освещало политнастроения рабочей массы, выявляло, прорабатывало и учитывало антисоветский элемент на производстве.