|
, или 0,7 % всех раненых, рану пикой или саблей – 1146 чел., или 1,2 %. Абсолютное большинство ранений выпадает на винтовочные – 56 062 чел. или 91,6 %. Раны от огня артиллерии получили 5084 чел., или 8,4 %<sup>399</sup>. Впрочем, превосходство в стрелковом оружии так и не помогло французам. Результатом реализации организационного преимущества Пруссии стал ее триумф – полный военный разгром Франции.
Трофеями немцев стали 602 полевых и 1362 тяжелых орудия, 1770 тыс. ружей, огромное количество боеприпасов и военного имущества. В ожидании неизбежного и очевидно близкого мира гарнизон французской столицы после разоружения был интернирован в городе. Германское командование просто не имело возможности вывезти и расположить где-либо новую волну пленных<sup>400</sup>. Практически вся довоенная французская армия перестала существовать, в плен к немцам попало 110 полков линейной и гвардейской пехоты, 59 полков кавалерии, шесть полков морских пехотинцев, один полк конных жандармов. Ту же судьбу разделили 44 вновь образованных полка линейной пехоты и приблизительно такое же количество мобильной гвардии<sup>401</sup>. Это был настоящий триумф германского оружия. Основным принципом ведения войны уже во времена наполеоновских войн, которые характеризовались отсутствием сплошного фронта борьбы и незначительной пропускной способностью дорог, не позволявших быстрый одновременный маневр крупными силами, становится принцип, сформулированный позже Гельмутом фон Мольтке: «Идти порознь, драться вместе», чтобы быть сильнее в нужный момент в нужном месте. Без отлаженного штаба достичь этого невозможно. С развитием сети железных дорог, введением всеобщей воинской повинности возросло значение взаимосвязанных плана мобилизационного и плана боевых действий, а следовательно, и тех армейских институтов, где эти планы разрабатывались. ГШ можно уподобить рулевому управлению судном: чем крупнее водоизмещение и больше скорость, тем сложнее система управления кораблем. В посленаполеоновскую эпоху в европейских странах произошел откат в процессе становления этого учреждения. В России служба Генерального штаба и сам этот институт в начале XIX века находились еще в зачаточном состоянии. К. Клаузевиц вспоминал о невысоком профессиональном уровне генерал-квартирмейстера русской армии в начале войны 1812 года – генерала Мухина: «Назначен он был на эту должность лишь потому, что он выделялся искусством съемки местности и черчения карт. В армиях, еще отсталых в отношении образования, эта специальность обычно почитается воплощением всей военной науки»<sup>402</sup>. Следовательно, даже копирование европейских норм в этот период современники оценивали положительно (см. оценки Обручева в первой главе). Франция, остававшаяся и после Наполеона I законодательницей в ряде военных вопросов, пошла по пути формирова Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию
|
