Изменить размер шрифта - +

Еще раз о казаках. При отступлении от Смоленска казаки поначалу прикрывали отход основных сил. Это они успешно делали и во время отступления 2-й Западной армии от Николаева. Однако ситуация там была иной — основным противником казаков были польские конные полки, с которыми казаки успешно справлялись, одержав две победы в арьергардных боях. После же Дорогобужа в авангарде французов двигались основные пехотные и кавалерийские части, столкновение с плотными массами которых казакам было уже не по зубам. Кроме того, оказалось, что Платов, командовавший с 8 по 17 августа общими силами арьергарда, не справляется со своими обязанностями (то же было и во время войны 1806–1807 годов)6. В итоге, по воле прибывшего в армию Кутузова, казаков от дела отстранили и из частей 1-й и 2-й армий был сформирован сводный арьергард под командой генерала Коновницына7.

В ответ Платов обиделся на главнокомандующего и фактически устранился от активных боевых действий. Он написал Барклаю: «Хотя я и слаб здоровьем, поспешаю отправиться к Его величеству в Москву»8, притом что в Москве государя не было. Кстати, проблемы с Платовым возникали давно. В действующей армии до приезда Кутузова Платов был старейшим после Багратиона полным генералом (с осени 1809 года) и на этой почве конфликтовал с Барклаем и другими генералами. Так бывало и раньше. Еще в 1807 году, прибыв в армию, воевавшую в Восточной Пруссии, Платов жаловался графу Ливену: «Здесь в армии все меня службою моложе. Я не в претензии против главнокомандующего (им был Беннигсен. — Е. А.), он один, а на других мне больно смотреть потому, когда я служил генерал-майором, из них старшие теперь были только бригадирами тогда, а другие — полковниками и подполковниками» 1. Вообще, Платов был человеком непростым. Он отличался своенравием, был безмерно тщеславен и корыстолюбив. Опытный царедворец, он умел использовать придворную конъюнктуру, проявлял завидную ловкость, умел «выгодно выбирать знакомства и заводить полезные связи», всегда поддерживал хорошие отношения с фаворитами и придворными"1. Особые отношения сложились у донского атамана с вдовствующей императрицей Марией Федоровной. С ней Платов переписывался и при появлении в столице обязательно посещал государыню, которая испытывала странную симпатию к малообразованному атаману. Вполне возможно, что императрицу привлекали в Платове (как и в случае с Багратионом) мужественность и брутальность, которых было так мало в придворном кругу.

Багратион держался с Платовым по-дружески, был с ним подчеркнуто вежлив — его письма Платову во время отступления от границы свидетельствуют об этом. Это и понятно — с военно-юридической точки зрения, Платов был независим от Багратиона, прямо не подчинялся ему. Только благодаря такту и подчеркнутой вежливости главнокомандующего Платов оставался вместе со 2-й армией, и Багратион этим был доволен: иначе положение его армии резко ухудшилось бы — как уже сказано, казаки исправно прикрывали ее отступление.

После Смоленского сражения и особенно после отстранения от командования арьергардом Платов фактически вышел из-под власти главнокомандующего. Почти единодушно многие мемуаристы утверждают, что Платов и его казаки после этого стали вести себя самым непотребным образом. «В 1812 году Платов очень сильно кутил, — писал А. И. Михайловский-Данилевский. — Барклай за это на него сердился, а Ермолов безуспешно старался его останавливать. Князь Багратион, который его более знал, нежели Алексей Петрович, взялся его унять. “Вы с ним не умеете сладить, — говорил он, — посмотрите, я ему намекну на возможность графского титула, и он уймется”. Так и случилось. После разговора с Багратионом Платов перестал пить, но по приезде каждого курьера из Петербурга он являлся к Ал. П. Ермолову, тогда начальнику Главного штаба, с вопросом: “Что новенького” Выслушав все новости, он всякий раз спрашивал: “А еще ничего” Так продолжалось довольно долго, но так как о графском титуле не было и помину, то он опять запил.

Быстрый переход