— Проснись, Джесси, проснись. — Голос Элайн. — Проснись, Джесси. Слышишь, что-то стучит.

— Что это, Элайн? — спросил я, протирая темноту, потому что темнотой теперь были мои глаза.

— Что-то стучит, Джесси.

— Что? Ничего не слышу.

— Что-то стучит. Что-то стучит.

— Хорошо, — сказал я и перестал тереть темноту. «Ну и пусть себе стучит. Очень красиво стучит,» — и стал опять проваливаться в сон.

— Проснись, Джесси! — сказала она. — Там что-то стучит.

Ладно! Я проснулся и услышал стук, словно кто-то рубил в лесу деревья. Может, их там целая бригада.

— Действительно, что-то стучит, — сказал я. — Надо пойти посмотреть.

— Что я и пытаюсь тебе втолковать, — сказала она.

Я зажег лампу: все повторяется. Прошлый раз это привело меня к тебе.

— Сколько времени? — спросил я. Я перевернулся и взглянул на Элайн. Она была красивая.

— Я не часы, — ответила она.

Я оделся.

— Я подожду здесь, — сказала Элайн. — Нет, я пойду с тобой.

— Как хочешь, — сказал я. — Это наверное беспокойный Пол Баньян (32), а может, кто-то топором выкачивает у нас бензин.

— Топором?

— Ага, они всегда так делают. Плугом, рожком для обуви, кенгуриными сумками и так далее.

— Что особенного в вашем бензине? — спросила Элайн.

— Просто он там есть.

Я сунул себе за пояс нож.

— А это еще зачем? Что ты собираешься делать? Изображать Уильяма Бонни (33)?

— Нет.

— Как хочешь, — сказала она. — Если тебе нравится разгуливать в таком виде.

— Там может оказаться какой-нибудь псих. И потом, мы с Ли Меллоном иногда разыгрываем водевили. Я режу. Он стреляет. Проклятая работа, — сказал я, осторожно касаясь ее волос. О, прекрасная оруженосица моего сердца!

Ночь была холодной, а звезды ясными и чистыми, как питье: Ты мигай, ночная звезда мартини (34), та самая звезда, что привела меня к тебе. Кто там выкачивает топором наш бензин?

163 топора, полных бензина.

Мы всё узнаем, ночная звезда. У нас нет выбора, мы — вершина творения на этой куче дерьма. И мы должны знать, что в ней творится.

Пробивясь сквоз дорожный гул, стук доносился с противоположной стороны шоссе. Звук был громкий, и в нем чувствовался определенный ритм: хакети/вакети-УХ!

Темнота служила нам светом, Элайн крепко прижималась ко мне, а я осторожно нащупывал дорогу, словно ложка, зажатая в руке слепца и выискивающая в супе макаронные буквы.

— Почему ты не взял лампу? — спросила Элайн.

— Не хочу, чтобы нас заметили.

— Понятно, — сказала она.

Впереди мы увидели странный свет, выходивший прямо из центра стука.

— Что это, — прошептала Элайн.

— Явно не петля времени, — сказал я, мы подошли ближе и рассмотрели пару автомобильных фар, вывернутых, словно фантастические альпинистские крюки, и маленького человека с большим топором, которым он рубил деревья, сваливая их на крышу машины.

Машина была похожа на лес, свет выходил из нее так, словно где-то в чаще спрятали луну или фейерверк.

— Доброе утро, — сказал я.

Человек остановился и вытаращился на меня.