Изменить размер шрифта - +

     Гиреев жил в покосившемся черном доме, перед которым был одичавший сад,
заросший  высокими,  в  полтора  человеческих  роста,  зонтиками. По  уровню
удобств  его  жилье  было переходной  формой между  деревней  и  городом:  в
будке-уборной  сквозь дыру  были  видны мокрые  и осклизлые  канализационные
трубы,  проходящие над выгребной  ямой,  но  откуда и  куда они  вели,  было
неясно. Однако в доме были газовая плита и телефон.
     Гиреев усадил Татарского за стол на веранде и насыпал в заварной чайник
крупно  смолотого  порошка  из  красной  жестяной  банки  с  белой  надписью
по-эстонски.
     - Что это? - спросил Татарский.
     - Мухоморы, -  ответил  Гиреев и налил  в чайник  кипятку.  По  комнате
разнесся запах грибного супа.
     - Ты что, собираешься это пить?
     - Не бойся, - сказал Гиреев, - коричневых тут нет.
     Он произнес это таким тоном, будто
     снял все мыслимые возражения, и  Татарский  не нашелся,  что  ответить.
Минуту он колебался, а потом  вспомнил, что вчера как раз читал о мухоморах,
и поборол сомнения. На вкус мухоморный чай оказался довольно приятным.
     - И чего от него будет?
     - Сам увидишь, - ответил Гиреев. - Еще будешь их на зиму сушить.
     - А что сейчас делать?
     - Что хочешь, - сказал Гиреев.
     - Говорить можно?
     - Говори.
     Полчаса прошло за  малосодержательной  беседой об общих знакомых.  Ни с
кем  из них, как  и следовало  ожидать, не  произошло за  это  время  ничего
интересного. Только один, Леша  Чикунов, отличился - выпил несколько бутылок
"Финляндии"  и звездной январской ночью замерз  насмерть в домике на детской
площадке.
     - Ушел в Валгаллу, - скупо прокомментировал Гиреев.
     -  Откуда  такая уверенность?  - спросил Татарский, но тут  же вспомнил
бегущих оленей и багровое солнце с этикетки и внутренне согласился.
     Между  тем  в  его  теле  появилась  какая-то   еле   ощутимая  веселая
расслабленность.  В  груди  возникали волны  приятной  дрожи,  проходили  по
туловищу  и  рукам  и  затихали,  чуть-чуть  не  добравшись  до  пальцев.  А
Татарскому  отчего-то  захотелось,  чтобы  эта  дрожь  непременно  дошла  до
пальцев. Он понял, что выпил мало. Но чайник был уже пуст.
     - Есть еще? - спросил он.
     - Во, - сказал Гиреев, - о чем я и говорил.
     Он  встал, вышел  из  комнаты и возвратился  с развернутой газетой,  на
которой были рассыпаны сухие кусочки  нарезанных  мухоморов. На некоторых из
них  остались  лоскутки красной кожицы со стянувшимися белыми  бляшками,  на
других были приставшие  волокна  газетной бумаги  с  зеркальными отпечатками
букв.
     Кинув  несколько кусочков  в  рот, Татарский разжевал  их и  проглотил.
Быстрый переход