Стержнем дальнейшего развития событий становился вопрос о действиях Польши в надвигавшемся конфликте. Петербургский кабинет был уверен, что Варшава полностью поддержит предполагаемого агрессора: «Как поляки не преминут принять участие в деле, то к уничтожению вредных их замыслов нет ничего надежнее, как произведение секретного вашего плана. Когда усмотрите, что новая буря неизбежна и поляки окажут готовность присоединиться к неприятелям нашим, то оный план предоставляется исполнить». Судя по ответу Потемкина, он уже начал осуществлять предварительные мероприятия, создававшие благоприятную почву для реализации его второго проекта «О Полше». «Сей план поднес я, - писал он, - предвидя, что буря сия будет… Я из под руки готовиться буду и поляков до времени ласкать не премину» .

В секретном собственноручном донесении 25 февраля 1790 г. светлейший князь рассказывал императрице о тех силах, которые должны войти в обсервационный корпус против Пруссии. «Как скоро можно будет, я тотчас двину полки, чтоб сближать их идти через Польшу к стороне Пруссии. Беда, что не успеваем укомплектовать. Теперь отправил два полка донских в Могилевскую губернию и уже они под Кременчугом. Один полк пехотный в Полтаве, который обратится к Киеву. От Кавказской части далеко будет идти к северу, а я уделю из Крыма, а от Кавказа переведу на их [123] место. Поверьте, Всемилостивейшая Государыня, что без разорения войск тронуть их теперь нельзя, время холодное и корму нет. В Малороссии прибавить еще столько же можно войска» .

В письме 1 марта Екатерина обсуждала со светлейшим князем позицию Пруссии. «Надлежит врагам показать, что… зубы есть готовы на оборону отечества, - говорила она, - а теперь вздумали, что, потянув все к воюющим частям, они с поляками до Москвы дойдут, не находя кота дома. Пространство границ весьма обширно, это правда, но если препятствия не найдут, то они вскоре убавят оных» . Потемкин понимал всю серьезность положения, но не видел возможности противодействовать видам Пруссии до тех пор, пока мир с Турцией не будет заключен. 18 марта 1790 г. он писал Екатерине: «По обстоятельствам теперешним мой усерднейший совет, чтоб скорей помириться с турками, и все уже обратить на прусака, а убытки наградить за счет Польши, разоря беспощадно остальную часть». Чуть раньше письмом 10 марта Потемкин обнадеживал Екатерину на счет обсервационного корпуса: «Корпус обсервационной составится и будет наготове войти в Польшу, откуда действовать может к прусским границам. Но до крайней нужды не прикажите двигаться. От Пруссии могут быть одни демонстрации, а мы движением по пустому испортим все дело здесь» .

Сомнения одолевали князя и на счет деятельности русского посла в Польше. В конце февраля 1790 г. Штакельберг сообщал о реакции сейма на официальное предложение, сделанное республике 13 февраля Луккезини от имени Фридрих-Вильгель II. Прусский король, наконец, прямо объявил «господам сеймующимся» о своем желании получить от польского правительства Данциг и Торн. Торговые города должны были достаться Пруссии в оплату за финансовую и военную помощь Польше в ее будущей войне с Россией. Таким образом прусская сторона, рассуждая о союзе между Берлином и Варшавой, умело выдвигала Польшу в авангард нападения на земли соседней империи и тем подставляла союзницу под главный удар противника. Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что в предполагаемом союзе с Россией Польша, должна была получить часть завоеванной турецкой территории, а за союз с Пруссией - сама платить своей землей.