И рискнуть столкнуться с Джек.

Хотя, какая разница.

Их встреча для него не имела значения.

И даже если он и столкнётся с ней, то уже до этого дал ясно понять, что не заинтересован в будущих встречах. Сей факт он запомнил. Это произошло сразу после того, как выяснилось... что ей это непонятно.

Всё из за того, что он вернулся к алкоголю.

Боже, как же холодно. Он застонал, поняв, что огонь в камине потух. В комнате стало не просто холодно, а морозно.

Рождество означало отсутствие слуг, а отсутствие слуг означало отсутствие пищи или обогрева, если только он сам не позаботится об этих вещах. Чем он и займётся, сразу же как комната перестанет вращаться.

Возможно, прохладный воздух успокоит головную боль. И пульсацию в члене.

Он поднялся на ноги, проклиная выбор, сделанный накануне ночью, и отчаянно нуждаясь, чтобы у него прояснились мысли, но, как подсказывал его двенадцатилетний рождественский опыт, произойдёт это не раньше чем часов через шесть. Его устраивало такое развитие событий, ведь Эбен планировал провести время наедине с бухгалтерскими книгами. Он добудет холодную еду и горячий напиток и проверит бухгалтерскую отчётность поместий, как поступал каждое двадцать пятое число каждого месяца. Декабрь не должен стать исключением.

Не важно, что сегодня Рождество.

И совершенно не имело значение, что Джек находилась по соседству.

Тук тук тук.

При этом звуке Олрид резко обернулся, отголоски сна теперь полностью исчезли. Его внимание переключилось на дверь спальни, в которую, казалось, ломился огромный зверь.

Хлоп хлоп!

Скорее всего, вряд ли зверь, раз он умудрился взобраться по лестнице и колотить в дверь.

Вдруг это Джек.

Нет, не она. Он совершенно точно дал понять, что её не ждут. К тому же она бы стучать не стала. А просто зашла и залезла к нему в постель, как поступала сотни раз в прошлом.

Желание вернулось вновь, холоду было не под силу развеять мысли о ней в его постели.

Вот только, в этот раз Джек не стала бы забираться к нему в кровать. Теперь у неё есть жених. И у него без сомнения имеется своя собственная постель.

И будь Эбен проклят, если только одна мысль о ней в постели другого мужчины не заставляла его жаждать громить стены, только чтобы этого не допустить.

Хлоп! Хлоп!

– Проклятье! Хватит! – прокричал он, ненавидя звук собственного голоса, и то как он отдавался у него в голове, словно удары топора. Вдруг всё таки за дверью зверь. И животное избавит его от страданий.

Дверь распахнулась.

– Выглядишь ужасно.

Оказалось, это не зверь. А Лоутон. Высокий, широкоплечий, гладко выбритый, безупречно одетый, всё в духе этого выпендрёжника. Сапоги начищены до блеска, замысловато повязанный галстук сверкал белизной на фоне тёмной кожи, малиновый с золотом жилет, без сомнения, указывал на праздничную дату.

– Что ты здесь делаешь?

– Ты забыл, что мой рабочий стол находится внизу? Прямо рядом с твоим?

– Я думал, ты собираешься отмечать праздник, – прорычал Олрид.

– Я тоже так думал, – ответил незваный гость, небрежно прислонившись к дверному косяку, – но я работаю почти так же усердно, как и ты, так что мне не с кем его отмечать.

Брат Чарльза Лоутона владел таверной в Мэрилебоне, где проводили вечера многие лондонские портовые рабочие. К брату прилагались прекрасная жена и двое сыновей, которые регулярно наводняли дом Олрида и шумно вились вокруг ног своего чересчур весёлого дядюшки.

Олрид сощурил глаза.

– Это ложь.

На лице Лоутона сверкнула улыбка.

– Джоан не хочет, чтобы ты оставался один в Рождество.

– Почему всех так беспокоит моё одиночество во время праздников?

– Всех?

Конечно же, он не собирался рассказывать Лоутону о визите Джек глубокой ночью.