Вместе они заполнят его любовью и светлым будущим по самую крышу. Создадут семью. Не это ли и есть несметные богатства.

– Мне жаль, что в доме так холодно, – прошептал он. – Слуг нет.

Аристократы редко позволяли слугам отмечать праздники. Слишком часто персонал был вынужден работать, жертвуя своим торжеством ради чужого. Но в тот год Эбен сократил им жалованье, вместо того чтобы раздать подарки.

Его чувство вины за то, что ему пришлось сделать, чтобы сохранить слугам работу послужило темой для полудюжины писем между ним и Джек. Он предложил каждому выбор   остаться или уйти, получив прекрасные рекомендации, и все, кроме троих, решили остаться, полагая, что молодой человек сослужит им лучшую службу, чем его отец.

Чтобы выразить свою благодарность, Эбен даровал тем, кто остался, единственное, что мог   выходной, чтобы отпраздновать Рождество. И этим решением ещё больше влюбил в себя Джек. Она сжала его руку.

– Я счастлива провести время только вдвоём.

Они остановились в центре большого фойе, и он оставил её, чтобы зажечь дюжину свечей по периметру зала. Когда золотистый свет омыл Джек своим сиянием, Эбен подошёл к ней, взял её руки в свои и поднёс к губам, поцеловав сначала одну, потом другую, а затем произнёс:

– За все годы, что мы знаем друг друга, на Рождество никогда не шёл снег.

Она неодобрительно приподняла бровь

– Не надо об этом напоминать, Эбен.

Он улыбнулся.

– Я не сомневаюсь, что ты бы напомнила мне об этом завтра. Так же, как делаешь каждый год вот уже целую вечность.

– На Рождество должен  идти снег, – заметила она. – В этом весь смысл  Рождества.

– Ну, я не уверен, что смысл Рождества кроется именно в этом, но отложим этот разговор до следующего раза.

Снаружи прогремел гром, и Джек придвинулась к Эбену поближе. Он крепко обнял её одной рукой, чтобы развеять своё беспокойство, вызванное грозой, она заявила:

– И мало того, в этом году вообще идёт дождь.

Он улыбнулся.

– Стой здесь.

Её глаза расширились от любопытства, но Джек осталась стоять на месте, наблюдая за тем, как он подошёл к лестнице, взял небольшую коробку и начал подниматься на второй этаж. Он остановился на полпути и сообщил:

– Это глупый подарок.

Джек не представляла, что в коробке, но точно знала, что в ней не находится ничего глупого. Она посмотрела на Эбена и сказала:

– Хочу его.

Но на самом деле имела в виду: – “Хочу тебя”.

Он понял, о чём свидетельствовал огонь, заполыхавший в его глазах. Джек залюбовалась тем, как любимый мужчина грациозно и медлительно поднялся по лестнице, и занял место на верхней площадке, глядя на неё поверх перил, с высоты двадцать футов, одетый только в розовую пижаму и такой же бархатный халат.

– Ты не надела тапочки, Джек, – сказал он. – Мне видны твои босые пальчики.

Она усмехнулась.

– Да, и твой холодный пол служит мне напоминанием. Где всё таки мой подарок?

– Какая ты требовательная.

Джек кивнула.

– Это одно из моих худших качеств.

Он засмеялся низким восхитительным смехом, который согрел те самые пальчики, о которых шла речь.

– Оно мне очень даже нравится.

Прежде чем она успела ответить, он поднял коробку и крикнул:

– Счастливого Рождества, любовь моя.

А потом устроил снегопад.

Она взвизгнула при виде сотен маленьких, искусно вырезанных, снежинок, которые порхая, опускались вниз, окрашивая всё вокруг в белый цвет. Джек протянула к ним руки и прокричала имя любимого в приступе чистой, необузданной радости. Эбен звучно и беззаботно засмеялся, и ей показалось, что ничего милее этого звука она не услышит за всю оставшуюся жизнь.